– Вы чертовски поздно встаете для молодого человека, – весело приветствовал он меня. – Присаживайтесь к нам.
Я сел, удивляясь, почему вдруг мсье Дэтт стал таким дружелюбным. Позади меня игроки в настольный футбол зашумели: от неожиданного удара мяч со стуком прошел в ворота, и раздались насмешливо-радостные возгласы.
– Я очень виноват перед вами, – заявил мсье Дэтт. – Я хотел подождать несколько дней, прежде чем принести извинения, чтобы вы нашли в себе силы простить меня.
– Вам не идет столь смиренная роль, возьмите другую, которая вам больше подходит.
Мсье Дэтт открыл рот, потом тихо рассмеялся.
– У вас прекрасное чувство юмора, – одобрил он, беря себя в руки.
– Спасибо, – сказал я. – Вы и сам большой шутник.
Рот мсье Дэтта изобразил улыбку, похожую на небрежно выглаженный воротничок рубашки.
– О, я понимаю, что вы имеете в виду, – неожиданно засмеялся он. – Ха-ха-ха!
К тому времени мадам Тэстеви разложила картонку для игры в «Монополию» и, чтобы ускорить игру, раздала нам карточки, обозначающие собственность. Связной уже должен был прибыть, но стоило приложить усилия, чтобы приблизиться к мсье Дэтту.
– Отели на Лекурб и Беллевиль, – сказала мадам Тэстеви.
– Вы всегда действуете одинаково. – Голос мсье Дэтта выражал неодобрение. – Почему бы вам не купить железнодорожные вокзалы?
Мы бросили кости, и маленький деревянный диск пошел переваливаться по доске, выплачивая ренту, садясь в тюрьму и используя свои шансы, как человеческое существо.
– Разрушительный путь, – выразилась о нем мадам Тэстеви.
– Такова вся наша жизнь, – сказал мсье Дэтт. – Мы начинаем умирать с того дня, как родились.
Моя карта возможностей сообщила «Faites des reparations dans toutes vos maisons»,[34] и мне пришлось заплатить по две с половиной тысячи франков за каждый из моих домов. Это почти вывело меня из игры, но я боролся. Заканчивая рассчитываться, я увидел через терассу связного. Им оказался тот же самый человек, который приходил в прошлый раз. Он зашел неторопливо и устроился у стены, заказал кофе со сливками и медленным оценивающим взглядом обвел посетителей, прежде чем вступить в контакт со мной. Профессионал. Выявить хвост и избежать беды. Он меня видел, но не подал виду.
– Еще кофе для всех, – распорядилась мадам Тэстеви. Проследив за тем, как два официанта накрывают столы для ленча, она закричала: – Эта рюмка грязная. Используйте розовые салфетки, а белые оставьте на вечер. Убедитесь, что блюда из зайца достаточно. Я рассержусь, если его не хватит.
Официанты, очень не хотевшие сердить мадам, беспокойно задвигались, поправляя салфетки и внося микроскопические поправки в расположение ложек и вилок. Таксисты начали игру заново, и стук деревянных мячей раздался сразу после того, как монета вошла в щель.
Связной принес с собой экземпляр «Экспресс» и теперь читал его, рассеянно потягивая свой кофе. Возможно, он уйдет, подумал я, и тогда, может быть, мне не придется выслушивать его бесконечные официальные инструкции. Мадам Тэстеви находилась в очень трудном финансовом положении: ей пришлось заложить три объекта своей собственности.
На обложке «Экспресс» была фотография американского посла во Франции, пожимающего руку кинозвезде на фестивале.
Мсье Дэтт сказал:
– Не запах ли готовящегося teppune[35] я чувствую? Какой чудесный запах.
Мадам кивнула и улыбнулась.
– Когда я была девушкой, весь Париж переполняли запахи. Здесь были и запахи масляной краски, и лошадиного пота, и навоза, и протекающих газовых ламп, и повсюду пахло превосходной французской едой. Ах! – Она бросила кости. – Теперь же, – вздохнула она, – город пахнет бензином, искусственным чесноком, гамбургерами и деньгами.
Мсье Дэтт напомнил:
– Ваш ход.
– Да, да, – ответил я. – Но мне надо ненадолго подняться наверх. Нужно кое-что сделать, – сказал я достаточно громко, чтобы связной сообразил заказать вторую порцию кофе.
Передвинувшись на бульвар Капуцинов, мадам Тэстеви разорилась.
– Я ученый, – сказал мсье Дэтт, собирая карточки обанкротившейся мадам Тэстеви. – Научный метод верный и всегда побеждает.
– Верный для чего? – спросил я. – Верный для ученых, верный для истории, верный судьбе, верный чему?
– Верный себе. – Мсье Дэтт повернулся ко мне, изучил мое лицо и увлажнил свои губы, прежде чем заключить: – Мы начали плох… глупо.
В кафе вошел Жан-Поль – обычно он приходил на ленч несколько позже. Он беззаботно помахал нам и купил сигареты у стойки.
– Но есть некоторые вещи, которых я не понял, – продолжал Дэтт. – Для чего у вас полный портфель атомных секретов?
– А для чего вам их красть?
Жан-Поль прошел через зал к нашему столу, посмотрел на нас обоих и сел.
– Чтобы спасти, – ответил Дэтт. – Я спас эти бумаги для вас.
– Тогда позвольте Жану-Полю снять перчатки, – сказал я.
Жан-Поль обеспокоенно взглянул на мсье Дэтта.
– Он знает, – кивнул мсье Дэтт. – Признайте это, Жан-Поль.
Я объяснил Жану-Полю:
– Это по поводу того, что мы начали плохо и глупо.
– Это я так выразился, – сообщил мсье Дэтт Жану-Полю. – Я сказал, что мы начали плохо и глупо и что теперь хотим, чтобы все было иначе.
Я наклонился и отогнул на запястье перчатку Жана-Поля. Кожа его рук была фиолетовой от нингидрина.[36]
– Вы смущаете мальчика, – хихикнул мсье Дэтт.
Жан-Поль сердито посмотрел на него.
– Вы хотите купить документы? – спросил я.
Мсье Дэтт пожал плечами.
– Возможно. Я дам вам десять тысяч новых франков. Не хотите – как хотите, но за большую цену документы мне не нужны.
– Документы стоят вдвое дороже. – Мой голос звучал холодно.
– А если я откажусь?
– Вы не получите каждый второй лист. Эти листы я вынул и спрятал в другом месте.
– Вы не дурак, – кивнул мсье Дэтт. – Сказать по правде, документы были так доступны, что я усомнился в их подлинности. Рад узнать, что вы не дурак.
– Есть еще документы, – сказал я. – Большая часть их представляет собой ксерокопии, но вы, вероятно, не против. В первом пакете содержится большой процент оригиналов, чтобы вы могли убедиться в их подлинности, но делать это регулярно слишком рискованно.
– На кого вы работаете?
– Не имеет значения, на кого я работаю. Вам они нужны или нет?
Мсье Дэтт кивнул и мрачно улыбнулся.
– Согласен, мой друг. Согласен. – Он махнул рукой и заказал кофе. – Во мне говорит любопытство. Нельзя сказать, чтобы ваши документы соответствовали моим научным интересам, я буду пользоваться ими просто для стимулирования своего ума. Потом они будут уничтожены… или вы можете получить их обратно…
Связной допил кофе и пошел наверх, стараясь, чтобы все выглядело так, словно он идет не далее туалета на первом этаже.
Я шумно прочистил нос, потом раскурил сигарету.
– Мне все равно, что вы с ними сделаете, мсье. На документах нет отпечатков моих пальцев, и они не имеют ко мне никакого отношения, поступайте с ними, как хотите. Я не знаю, связаны ли эти документы с вашей работой. Я даже не знаю, в чем заключается ваша работа.
– Моя нынешняя работа – научная деятельность, – объяснил Дэтт. – Моя клиника предназначена для того, чтобы исследовать образцы человеческого поведения. Признаюсь, я мог бы заработать больше денег в другом месте, у меня хорошая квалификация. Я аналитик. К тому же, хороший врач. Могу читать лекции по нескольким различным дисциплинам: по восточному искусству, по буддизму или даже по теории марксизма. Считаюсь авторитетом в области философии экзистенциализма, особенно в области экзистенциальной психологии, но работа, которой я занимаюсь сейчас, – именно та работа, которая принесет мне известность. Мысль о том, чтобы тебя помнили после твоей смерти, становится важной по мере того, как мы стареем. – Он бросил кости и продвинулся мимо «Старта». – Дайте мне мои двадцать тысяч франков, – сказал он.
36
Нингидрин – цветной реактив в виде красновато-черной пудры. Руки становятся фиолетовыми, так как в коже содержатся аминокислоты. Краска сходит через три дня. От мытья становится только хуже. –