– А я хочу, чтобы ты, наконец, перестала об этом говорить.
– Как хочешь.
Она поскребла содержимое баночки с краской для глаз и плюнула туда, потом сняла косметику с левого глаза и вытерла его дочиста, так что стала выглядеть забавно кривобокой: один глаз драматически накрашен, а другой голый и бесцветный.
– Извини, – сказала она. – В самом деле, извини.
– Ладно, все в порядке, – буркнул Люазо. – Что-нибудь придумаю.
– Я люблю тебя.
– Может быть. – Его глаза глубоко запали на сером лице.
Так бывало, когда он долго не досыпал. Они – Люазо и ее отец – занимали одно и то же место в ее мыслях, ни теперь неожиданно она увидела Люазо таким, каким тот был в действительности: не суперменом, а человеком средних лет, которому свойственно ошибаться, человеком, неизменно суровым по отношению к самому себе. Мария поставила баночку с краской и, подойдя к окну, встала рядом с Люазо.
– Я люблю тебя, – повторила она.
– Знаю, что любишь, – сказал Люазо. – Мне повезло.
– Пожалуйста, помоги мне, – попросила Мария, и Люазо удивился, потому что никогда не мог себе представить ее в роли просительницы. Мария и сама была поражена тем, что просит помощи.
Люазо прижал нос к запотевшему стеклу, по нему стекали капли, и было трудно что-нибудь разглядеть.
– Я помогу тебе, – сказал Люазо.
Мария протерла участок стекла и взглянула вдоль кромки воды.
– Чертовски долго мальчишка ходит за кофе, – проворчал Люазо.
– Там англичанин, – сказала Мария. – И Дэтт.
– Черт возьми, – сказал Люазо. – Все-таки он его привел!
Дверь домика распахнулась, и голос Дэтта зазвучал в коридоре.
– Вот они, – взволнованно говорил он. – Все мои документы. Цветные печати означают год, буквы индексов – закодированные имена. – Он гордо постучал по коробке. – Где же Люазо? – спросил Дэтт англичанина, медленно проходя мимо ряда ящиков и металлических банок, любовно поглаживая их и читая вслух номера кодов.
– Вторая дверь, – сказал англичанин, идя следом за Дэттом.
Мария точно знала, что ей следует делать, зря Жан-Поль сказал, что она никогда в жизни не принимала ни одного ответственного решения. Ею владела не истерика, не напряжение чувств, просто она приняла решение. Ее отец стоял в дверном проеме, держа в руках коробки с документами и баюкая их, как новорожденное дитя. Тело его раскачивалось, как у канатоходца, готового ступить с платформы на канат. На этот раз он использует свой дар убеждать и влиять на людей во всей полноте и, наверняка, преуспеет. Против метода Дэтта не устоит даже Люазо, ее кукловод. Она знала, что такое ум Дэтта, и могла предсказать, какое оружие он применит сейчас: Дэтт использует тот факт, что он ее отец и дед ребенка Люазо, использует свое влияние на многих высокопоставленных особ, использует все, чем располагает, и победит.
Дэтт улыбнулся и протянул руку.
– Главный инспектор Люазо, полагаю, что смогу оказать огромную помощь вам – и Франции.
Теперь сумочка Марии была открыта. Никто не смотрел на нее.
Люазо знаком указал на стул. Англичанин отошел в сторону и быстро оглядел комнату.
Теперь ее рука сжимала рукоять пистолета, предохранитель бесшумно сдвинулся. Она опустила сумку и села на пистолет, как стеганая кукла на чайник.
– Положение корабля, – Дэтт показал на карте, – указано вот здесь. Мне кажется, мой долг прикинуться, что я им помогаю.
– Минутку, – устало сказал Люазо.
Англичанин заметил, как Мария спрятала пистолет, и бросился к сумочке. Дэтт все понял в тот самый момент, как только увидел пистолет. Она поспешно нажала на спуск. Люазо схватил ее за шею, а англичанин толкнул руку. Сумка упала. Дэтт бросился к двери и, выскочив, попытался запереть ее снаружи, чтобы его не догнали, но не смог справиться с замком и побежал по коридору. Он уже открывал наружную дверь, когда Марии удавалось вырваться, и она помчалась следом за Дэттом, все еще держа пистолет в руке. Все закричали. Она услышала, как позади нее Люазо крикнул:
– Лейтенант, остановите этого человека.
Неизвестно, что больше подействовало на солдата, который наконец вернулся с кофе, но одновременно услышав крик Люазо, увидев Марию и размахивающего пистолетом англичанина, он отбросил в сторону поднос с кофе и крутнул автомат, как хула-хуп. Звук выстрела, эхом отразившийся от воды, слился со звуком разбивающихся чашек.
Всем известно действие скорострельного оружия, когда облако частиц крови появляется в воздухе подобно пару. Дэтт с грудой пленок, фильмов и бумаг был отброшен от берега, как мяч во время игры в гольф.
– Туда! – крикнул Люазо.
Мощные прожекторы, направляемые солдатами, нащупали мешанину магнитофонных лент и кинопленок, покрывавших воду, как водоросли в Саргассовом море. Большой пузырь воздуха всплыл на поверхность, и кучка порнографических фотографий, развалившись веером, поплыла прочь. Среди этого разорения лежал Дэтт, и на какое-то мгновение показалось, что он все еще жив, когда тело медленно и тяжело перевернулось в воде, а рука взметнулась вверх, как у пловца, плывущего кролем. Долю секунды чудилось, будто он смотрит на нас, пытаясь освободить запутавшуюся в магнитофонную ленту. Солдат передернуло.
– Он перевернулся, вот и все, – сказал Люазо. – Мужчины плавают лицом вниз, женщины – лицом вверх. Зацепите крючок за его воротник, он не призрак, а просто труп, труп преступника.
Солдат попытался достать тело штыком, но лейтенант его остановил:
– Если на теле будут штыковые раны, скажут, что это мы сделали. Скажут, что мы его пытали.
Люазо повернулся ко мне и передал небольшую магнитофонную кассету в коробке.
– Вот, – сказал он. – Уверен, что это ваша исповедь, хотя я ее и не прослушивал.
– Спасибо.
– Таков был уговор, – сказал Люазо.
– Да, – подтвердил я, – таков был уговор.
Теперь тело Дэтта отплыло на более глубокое место и еще сильнее запуталось в клубке пленок.
Мария спрятала пистолет, а может быть, выбросила – Люазо не смотрел на нее, его беспокоило тело Дэтта.
Я спросил:
– Это ваша «скорая помощь», Мария?
Она кивнула. Люазо слушал, но не оборачивался.
– Дурацкое место! Нашли, где ставить машину! Вам придется убрать ее. – Я повернулся к бельгийскому лейтенанту-десантнику: – Пусть она уберет машину.
Люазо кивнул.
– Как далеко убрать? – спросил офицер. Голова у него работала, как у Люазо.
Вероятно, Люазо прочел мои мысли, потому что усмехнулся и отдал распоряжение:
– Все в порядке, женщина может идти.
Лейтенант почувствовал облегчение, получив прямой приказ.
– Есть, сэр, – сказал он, отдавая честь Люазо, и направился к «скорой помощи».
Мария притронулась к руке Люазо.
– Я поеду к матери. Поеду к мальчику.
Люазо кивнул. Лицо Марии выглядело странно, потому что был накрашен только один глаз. Она улыбнулась и пошла вслед за офицером.
– Зачем вы это сделали? – спросил Люазо.
– Я не мог допустить, чтобы это сделали вы, – ответил я. – Вы бы никогда себе этого не простили.
Светало. Море сверкало, отражая сияние зари, и птицы начали подумывать о еде. Серебристые чайки летали вдоль берега в поисках моллюсков, оставленных приливом, а найдя, поднимали их высоко над дюнами и бросали на бетонные доты. Некоторые из моллюсков падали мимо, в песок, другие, ударяясь о древние сооружения, раскрывались, третьи, хотя и попадали на бетон, не раскалывались и тогда опять подбирались чайками, чтобы вновь и вновь быть сброшенными вниз. Верхняя часть дотов была усеяна крошечными осколками раковин, потому что в конце концов каждая из них разбивалась.
Дальше вдоль берега в дюнах бродил ежик. Он часто принюхивался, царапал бесцветную траву и, следя за игрой чаек, думал о том, что полетел бы выше и дальше, чем птицы, но не знал – как.