— Ну и что, родная? Я тебе все сделаю. Только относиться к этому всерьез… как-то противно!
— Ага, — Надька сердито кивнула, — противно, как нищему гривна!
— Нет, Надик, раз мы с тобой авантюристы, то значит, люди легкие… поэтому «пораженье от победы ты сам не должен отличать!».
— Глупости, Севочка!
А на следующий день:
— Это невероятно, Надя! Москва — полупустой город. Я наконец нащупал лежбище этих негодяев.
— Кто они?
— А те, которые сидят с ключами от пустых квартир. Такие классические «собаки на сене». Их не интересует ни Ельцин, ни Брежнев. Только деньги!
— Ишь, прокурор нашелся! А тебя что интересует?
— Надя! Меня интересуешь только ты!
— Врунишка! — говорила она, стараясь выпутаться из его объятий. — А семьсот?!
Впрочем, старалась она не очень настойчиво…
— Семьсот, Надечка, — это я тебе приданое добываю. А сам буду жить в твоем доме простым приживалом.
Как говорится, кизди-кизди, интересно слушать… «Приживалом»! Да такого рабовладельца еще земля не рождала!
Было непостижимо, как вырос Сева. Сперва Надька думала, она его учительница. Нет, увы! Она его… случайность. Вот так будет правильно сказать.
— Ну и что же все-таки в результате, Сева? Снял ты квартиру?
— В результате снял! Но за какие деньги, Надя! За шесть тысяч!
— Ты же вообще собирался за пятнадцать!
— Собирался! Но когда дошло до цены… Знаешь, просто не могу платить мерзавцу такие суммы!
— Торговался?
— Как леопард!
— Ну и где в результате квартира?
— Надь, а давай, лучше ты этого не будешь знать? И вообще, ничего.
— Как же это возможно?
— Ну, ты ведь с Борисом в ссоре…
Расстрел, конечно, не расстрел. Но лет по двенадцать им точно закатают — ежели чего.
Потом он объехал с десяток почт, надыбал сургуча.
— Сегодня часика два потренировался — закрываю бутылки идеально: экономно и герметично!
Еще через день он нашел «затыкальщицу»…
— Что ж ты ей сказал, Севочка?
— Ничего, обещал пятьсот рублей за бутылку. Но после моей приемки.
Надька смолчала, но сердце заворочалось неспокойно: вот будь она сама на месте этой бабы… По пятьсот рублей — подозрительно! Можно и в милицию заявить. Сева заметил это ее молчание:
— А помнишь меня?
— Не понимаю.
— Ну, когда ты мне делала предложение… Да еще причем после слезоточивого газа! Ведь я тоже мог — через окно и в милицию… Но почему-то остался!
Дело прошлое, конечно, однако насчет удачного побега — это Сева сильно заблуждался.
И опять он понял ее молчание:
— Хочешь сказать, вы меня стерегли? Так я тоже ее стерегу!
Надька сделала так называемые квадратные глаза. Сева улыбнулся, очень довольный такой реакцией… Мальчишка!
— А я, Надечка, дал ей задатку пятьсот. Говорю, в счет первой закупоренной бутылки. Уверен, что подействует!
— Правильно! — Надька покачала головой. — Смотрю на тебя, Севочка, не могу иной раз понять… Ты откуда это все понимаешь? И с бутылками придумал — как настоящий этот… — Она остановилась, чтобы не говорить обидное для него слово. — Ты как будто хорошую практику имел!..
— Никакой я, Надя, практики не имел, — прищурившись, Сева смотрел на нее. — И как раз блатные ничего такого не сообразили бы, что я сообразил. Я же сочинитель, понимаешь. Ну… писатель то есть. Только неудачливый. Лет двадцать стихи писал, а мне, оказывается, надо было детективы… Сейчас бы, знаешь, какой богатый стал!
— Какой?
Он усмехнулся:
— Да как ты с Борисом…
Надьке неприятно стало от этих слов и усмешки. Поскорее хотела проскочить ситуацию:
— Неужели ты эту бабу так уж прямо на раз и уговорил?
— Конечно, нет! Я ей чего ни скажу, она в ответ: «Боюсь!» Я говорю: тащи проволоки, фольги для завертки, пробок, клея…
— Какого еще клея?
— Вот так, Надя! Чем мы, писатели, и отличаемся от обычных людей! Там же горлышко-то под фольгой клеем специальным обмазано.
— Правильно, Сев, вспомнила… А я и не знала, что ты писатель!
— Я, Надечка, писатель — это точно. Только мои творения читать не рекомендуется! — Сева махнул перед лицом рукой, словно отгонял осу. — В общем чего ей ни скажу, она с ходу: «Боюсь!» Я ей пятьсот даю, она опять: «Боюсь!» Тогда я: «Слушай, кому ты, на фиг, сдалась?!» И выкладываю всю известную мне матерную терминологию… В общем такая сцена отличная получилась — хоть записывай!
Нет, Севочка, она подумала, ты не только писатель! Когда Леху Сурика кончал, ты кем был?.. Эту сцену тоже «хоть записывай»?!
А через два дня приехал из Душанбе Борис, и началось хождение по проволоке, потому что, а вдруг он Игорю позвонит. Тогда просто кранты. А вдруг сам к Роберту поедет — тоже очень плохо. Потому что для общения с Робертом они разработали особый план. Лишнее или неточное слово могло все испортить.