Ни разу в жизни воспользоваться этим благим советом Скию не довелось. И вот пришла пора. Он весь напрягся в ожидании, когда О’Рейли схватит его за шею и таким образом приблизится на необходимое расстояние. А мальчишка, конечно, думал, что Ский напрягся от трусости. И вот едва его руки легли Скию на шею — спокойно так, словно на баранку автомобиля, Игорь Евгеньевич крикнул неожиданно по-русски: «Помогите!» И с разворотом, как учил преподаватель, двинул локтем. Но не попал, куда целился, в «пятак», то есть в нос, а угодил в лоб. Дикая боль пронзила ему сустав, и Ский боком упал на того, который спал в наушниках.
О’Рейли в это время отвалился к себе на сиденье, двумя руками закрыв лицо.
Итальянец, которому товарищи поручили стеречь этот салон, понял, чего-то он недоглядел и из-за него, может быть… Краем глаза он видел какого-то человека, который сделал резкое движение, крикнул, а потом упал на сиденье… возможно, бросил слезоточивую гранату. И террорист выстрелил в того мерзавца. Но, как верно заметил Джексон, стрелял он очень средне, поэтому пуля не попала в лежащего Ския, а, пробив сиденье, угодила в живот О’Рейли, для которого, собственно, с той секунды и бой, и рейс, и… жизнь прекратились.
Но у Джексона было слишком мало времени на раздумье — как говорится, ноль целых, хрен десятых. И конечно, он не успел сообразить, куда попала пуля и что случилось с О’Рейли. Джексон лишь видел, что итальяшка сделал необходимых три шага вперед. И швырнул банку с кока-колой. И она попала невезучему экстремисту куда-то в левый глаз и висок. Бедный Ринато — так родители назвали его, между прочим, в честь деда — упал. И наверное, жизнь для него в этот миг тоже прекратилась.
Однако не это главное! Банка, ударившись о голову, разорвалась с ужасающим грохотом. Равным, может быть, только грохоту противотанковой гранаты… По крайней мере, так показалось другому экстремисту, которого, по странному совпадению, тоже звали Ринато. В отличие от Ринато-1 он был очень самолюбивым и гордым парнем, всегда стремился быть первым и очень себя не любил, когда это не получалось.
Ринато-2 как раз и являлся тем в их группе, кто тихо сидел на своем месте, контролировал ситуацию и грел на животе пластиковую бомбу. Но дело в том, что бомба была и у Ринато-1, просто для подстраховки — мало ли как могло обернуться.
Теперь Ринато-2 услышал грохот «взрыва» (потому что все время ждал его услышать)… Однако с самолетом вроде бы ничего не произошло — он продолжал лететь все так же ровно. Выходит, бомба Ринато-1 не сработала. Тотчас он услышал пальбу: это перестреливались Джексон и третий экстремист, имя которого нам знать не обязательно, потому что слишком уж все скоро прекратится.
Они перестреливались, нисколько не обращая внимания на пассажиров, а даже, наоборот, используя их в качестве прикрытия от пуль друг друга.
Тогда Ринато-2 вскочил. Он понял, что их акция провалилась, что ему остается лишь достойно умереть. О, к этому акту он готовился, можно сказать, всю сознательную жизнь.
Да здравствует свобода! — воскликнул он. Да здравствует социализм!
И бросил свою дурацкую бомбу вперед, поближе к кабине летчиков, чтобы уж наверняка!
А там, на первых сиденьях, представьте себе, расположились уже немного знакомые нам протестантские священники. Им, людям отнюдь не зажиточным, в жизни своей не лететь бы в бизнес-классе, но так получилось, что их пригласили на очередную, что называется, «разборку» с православными коллегами — священнослужителями римско-католической церкви города Львова. Потом организовали поездку по всему бывшему СССР, потом билеты шикарные…
Теперь один из этих милых людей у ног своих увидел бомбу. Вернее, он понял, что предмет, лежащий у ног его, есть бомба. Ему хватало мужества в последнюю секунду своей жизни не попробовать спастись бегством или что-нибудь в этом роде, даже не обратиться к Богу. Он сделал то, что сделал бы далеко не каждый из нас — упал на бомбу грудью, а вернее сказать, животом.
В следующий миг бомба взорвалась, превратив священника в ничто и вырвав из самолетного бока огромный клок мяса. Сейчас же стальная струя забортного воздуха пронзила салон. Самолет немедленно потерял управление. Перекувырнулся, ударился о пространство. У него отлетели крылья, хвост, фюзеляж разломался надвое, как карандаш.
Последнее, что увидел Игорь Евгеньевич Ский, пристегнутый к своему сиденью, — это как мимо него пролетают в черной пустоте ящики, из которых сыплются бутылки шампанского, и железный сундук диппочты с его миллионом… На самом деле ничего подобного Игорь Евгеньевич видеть, конечно, не мог.