Андрей чуть не рассмеялся. Надо держать себя в руках, решил он.
- Ну надо же, - сказал он ровно, без эмоций. - Еретик, живой мертвец, наводящий ужас на мистиков мира, влюбился. Незнакомое чувство, правда? Рамон, это нормально, все переживают такое состояние. Пусть для тебя это даже впервые. Так что - для начала успокойся.
Тот поднял глаза, полные печали и растерянности - чужой, незнакомый взгляд.
- Дюфо… Я тебя всегда слушал…
- Ну, не то чтобы всегда…
- Я помню всё. Таинствам я учился сам, а жизни научил меня ты. Когда я чистил сортиры за клочки пергамента с перечнями первоэлементов или предсмертными откровениями деревенской знахарки, ты говорил - ‘Ты же понимаешь, твоё время придёт’. И я терпел и ждал. Когда меня окружали аристократы, для которых речной жемчуг - мелочь, не стоящая внимания, ты говорил: ‘Это им не принадлежит. Перед знаниями они равны тебе’. Помнишь? Всё, что ты говорил, оказалось правдой - рано или поздно. Помнишь, ты говорил, что я позавидую простым людям, прожившим жизнь в кругу семьи? Это время пришло. Ты во всём был прав. Дюфо, я люблю её, скажи, что мне делать?
Тот вздохнул, подумал. Уселся на пол напротив.
- Рамон, ты сказал, что не можешь позволить ей уйти. Что это значит?
Лицо каменеет. Выплюнутое сквозь зубы:
- Она со мной.
Андрей пожимает плечами:
- Да я понял. Как ты её держишь? Под гипнозом? Шантажом? Как?
- На цепи.
Холодно, вызывающе. Похож на подростка в переходном периоде. У него совсем не было детства - оно заиграло сейчас?
- Ничего нового, - он умеет сохранять спокойствие в любых ситуациях. Самообладания хватит. Должно хватить. Только так он сможет помочь Даше… И, может, Эльвильяру? - И что тебя не устраивает?
- В смысле?! - вот так. Удалось его немного удивить.
- Кажется, тебя раньше не волновало то, что женщина не хочет быть с тобой.
- Это было двести лет назад. Ад - замечательный воспитатель в плане морали и нравственности, если хочешь - проверь. Ты не понимаешь… Даша со мной - но ей плохо. Она сердится. И её что-то гнетёт. Я хочу… как раньше.
- Знаешь, я допускаю, что она может оказаться не права в данном случае. Трудно сказать наверняка. Но одно ясно - она тебе эту цепь просто так не простит. Можешь, конечно, заставить под гипнозом её рассказать всё…
- Я думал об этом… Но это ещё хуже, чем цепь. Ты же сам знаешь, психические вмешательства бесследно не проходят. Подчинить тело и подчинить сознание - разные вещи. И… я не хочу такого.
- Это тебе плюс - что ты понял… Но, подумай, даже если тебе удастся переубедить её - остаётся цепь.
- И что же мне делать?
Отчаяние в глазах не наигранное - теперь Андрей был в этом уверен. Состояние аффекта, а? На что способен такой Эльвильяр?
- Ты только держи себя в руках, ладно? - убрать из голоса даже крошечный налёт паники.
Но Рамон покачал головой:
- Я не причиню ей вреда. Ни за что. Не бойся.
- И себе.
Настороженный взгляд. Кивок.
- Помоги Лане.
- Разумеется! - раздражение. Ему сейчас не до Ланы. - Я же обещал!
- Думаю, будет трудно. Но Даша это точно оценит.
- Лана себя ведёт в последнее время… Не очень красиво. Не по-дружески. По отношению к Даше.
Андрей пожал плечами:
- Это не важно для Даши. Поверь, она оценит. Сделай так для неё.
- Тогда она перестанет дуться?
- Ну-у… Не сразу, может. Корми её живность, выполняй её капризы, и ни в коем случае не говори, что она неправа. Ты не получишь прощения женщины, укоряя её в чём-то. Признай себя во всём виноватым.
Немного сумбурно - и не совсем то, что хотел сказать. Но, кажется, он понял. Вроде бы даже приободрился. План действий есть.
Что он делает? Милая, нежная Даша - и сумасшедший всемогущий маньяк. Будь она немного похитрее - могла бы из Рамона верёвки вить. Но Даша не захочет. Будь она хотя бы чуть-чуть такой, как Лана…
Что было бы? Даша свела его с ума. Лана разбудила в нём самопожертвование. Выбор неочевиден, но, похоже, уже сделан.
Та, в чью пользу он сделан - победила или проиграла?
130.
В спальне напротив кровати - огромная панель во всю стену - телевизор. Качество такое, что плазме и не снилось. Куча колонок по комнате. Системный блок, подключенный к этому телевизору. Две сотни гигабайт только одних мультиков.
И ни телефона, ни Интернета. В поисках радиотрубки, от которой пострадал Роман, я облазила всё в пределах досягаемости цепи.
Я нашла хлебный нож на кухне и долго пилила цепь. В конце концов лезвие справилось с прозрачным полимером, но титановые звенья оказались ему не по зубцам.
Бесит.
Когда Роман, наконец-то, объявился, я уже готова была бросаться на стены.
Теперь он уходил ненадолго, возвращался часто. Не то, что раньше - мог целый день где-то ходить. Лучше бы наоборот.
Не хочу его видеть.
Раздражение и злость вышли на первый план. Нож, который держала в руке, швырнула в него - да, я понимаю, что делаю. И знаю, как на него это действует.
Лучше пусть изнасилует, чем опять соблазнит. Не хочу потом обвинять себя в мягкотелости и вспоминать, где была моя гордость.
Лезвие попало только краем - всё-таки в детстве мы бросали ножички в песок, а не в людей. Но, тем не менее, его порезало. Лоскут разорванной кожи на шее набух от крови.
А в глазах Романа взорвалась тьма.
Губы сжались в тонкую проволоку. Он поймал нож и с силой вонзил в обеденный стол.
Обычный столовый прибор вошёл в лист ДСП вместе с половиной рукоятки. Крышка треснула по всей ширине, я тихо вскрикнула от неожиданности.
- Даша.
Тихо - и от этого ещё более угрожающе. На мгновение мир замер - потом начал пульсировать с ритмом его шумного дыхания. Даже не воздух вокруг - пространство всколыхнулось, заставив меня пошатнуться.
Ухватившись за стену, я встретила ледяное пламя его взгляда.
Я видела жернова гнева в глубине его, которые перемалывали остальные эмоции. Я чувствовала бурю - ещё немного, и его ярость подобно девятому валу погребё меня в пучине.
Плевать.
Я не боюсь.
Осознание пришло как озарение. Ничего он мне не сделает.
Ничего.
Я спокойно смотрю в чёрные бездны его души. И вижу, как зло переливается обратно в глубины, успокаивая поток чувств.
Просто стою.
- Даша.
Роман шагает ко мне… и обнимает, крепко, зарываясь лицом мне в волосы:
- Милая, зачем? Зачем ты меня дразнишь?
- Я хочу что-то… изменить, - вырывается неожиданно - правда. - Что-то сделать. Ты не имеешь права поступать так.
- Я люблю тебя.
Теперь он говорит о любви. Часто. Только теперь это мне уже не нужно.
Отталкиваю его, почувствовав под щекой что-то влажное. Он проводит рукой по шее, стирая кровь и убирая ссадину:
- Извини.
‘Это ты извини’, - должна сказать я.
Я молчу.
Он подхватывает меня на руки и несёт в спальню. Не сопротивляюсь - бесполезно.