Сергей откинул голову на спинку кресла и сполз по сиденью. Сосредоточился, глядя ради смены в белый потолок:
— Первое… Не смей лезть ко мне в башку. Полудурка! Никогда и… никогда. Никаких, к бесу драному, фантомов. Второе. Не смей ко мне прикасаться. Ни гипнозом, ни телом, — к такому маразму его не готовили. Чуть не застонал: где, черт подери, застенки, допросы, пытки? Что с этой маньячкой делать?! Чем этого… эту идиотку прошибить?! — Ты уже сделала всё. Не делай ещё хуже. Хуже просто некуда. Или я тебя придушу, как только ты уснешь!
— Хорошо. Я обещаю. Но разве ты настолько глуп, что будешь совершать бессмысленные поступки? Зачем тебе меня душить, если ты меня убить не сможешь? Пока ты курируемый, ты под моей защитой. Но если ты снова нападешь на меня, на другого ажлисс или человека, то подпишешься на смерть, многократную мучительную смерть. Зачем тебе это? Ложись, — девица присела на тахту и похлопала по подушке. — Я отращу тебе фолликулы и потом покажу, как вспомнить всё, что в тебя записал инкубатор. И да, мне придётся до тебя дотронуться, но считай, что я врач. И фантомом придется тебя усыпить, иначе будет больно.
— Да сейчас! Ты себе перья растила, я видел. Чему там болеть-то? — Сергей задвинул кресло и снял ботинки. Раздеваться он не будет, ещё чего! Только что оделся.
— Как хочешь, но когда я задницу тебе исправляла, то обезболивала. А не насиловала, вообще-то!
— Нет, ну вот кто тебя за язык тянет? — Сергей помотал головой и лег поверх одеяла. — Треснул бы тебя по морде, была бы ты мужиком. Повторяю: никаких фантомов. Не баба, выдержу и по-живому.
И выдержал. Девица приложила ладони к его щекам, острые иголочки пулемётными очередями застрочили по скулам и горлу. Казалось, кожа вспучивается микроскопическими горячими вулканчиками. Он был прав: не такая это и боль, бывало гораздо хуже. Когда, например, болели отмороженные пальцы, и казалось, что нога отгнивает минимально до колена. А тут Сергей закрыл глаза, считал прикосновения — каждое сопровождалось взрывами вулканчиков — и сам не заметил как погрузился в сон.
И снились ему законы Империи.
Люди, разделенные на группы-дозены, живущие под присмотром телепатов-дознавателей. Дознаватели — пастухи, направляющие людей на те работы, к которым человек имеет внутреннее предрасположение. Дознаватели — судьи, определяющие истинные стремления преступников и возможное исправление. Отправляющие неисправимых на вечный сон, а оттуда на утилизацию. Земля, отпавшая от Империи в результате переворота и гражданской войны около десяти тысяч лет назад… Император — живой Бог, и всё принадлежит ему, а люди и ажлисс пользуются, не превышая средних норм потребления, и зарабатывают бонусы на мелкие улучшения, на путешествия и косметические операции. Люди живут, работают, создают мир. Меняются поколения. Лучшие из людей становятся ажлисс… Ажлисс, присягающие на верность лично Императору, под контролем комиссии дознавателей… Инкубатор получает протоплазму из конвертора и сплетает улучшенное тело ажлисс в соответсвии с генетическим кодом, уникальным для каждого человека. Ажлисс — те же люди. Среди людей полно потомков их потомков. Ажлисс точно так же хотят жить в мире и радости. Счастливая Империя, счастливый Император…
Потом он провалился в сказку и видел волшебные сны, видел мать, сестру, дом на берегу озера. И был счастлив.
А Крошка сидела, баюкала своего человека, плыла чужими воспоминаниями и тоже была счастлива фантомами чужой жизни.
Сергей проснулся и рывком сел. Через слегка затемнённое стекло лупило солнце, встающее за близким лесом. Балкон оказался низкой террасой. А его встреча с матерью и Ленкой — сном. Тут же полезли разворошённые и какие-то разрозненные знания-воспоминания об Империи. Сны! Это всё были сны. Вскочил. Голый. Одежда перекинута через ручки кресла. Эта мерзавка наплевала на обещания! Усыпила его своими фантомомами и раздела! Или позвала слугу? Прислушался: тихо.
Стараясь не шуметь и чувствуя себя последним и к тому же облапанным придурком, оделся. Вспомнил про зайца, вынул из кармана. Удивился, какой заяц стал яркий и совсем новый.
Неслышно переместился к дверям.
Присмотрелся к пятиместной кровати, но так и не понял, есть ли кто под толстыми складками мохнатого одеяла. И подушек там, кажется, пять или шесть! Девко-мальчик был достаточно мелким, чтобы скрыться в таком бардаке.
Задержал дыхание и толкнул входную дверь, а она вдруг поехала в сторону.
На пороге стоял стюард. Одной рукой придерживал зависший в воздухе поднос, полный коробочек. Запахло кофе.