Посмотрев на нее через пару минут, я застал все то же полусчастливое, полупечальное лицо, из ее глаз скатывались крупные капли, они текли по щеке, трогали эти прекрасные губы и стекали дальше вниз, теряясь в переплетенных в замок руках.
- Тебе страшно? – прошептал я, неожиданно для самого себя. Ее слезы меня ничуть не смутили. Мне просто необходимо было знать, чем вызваны эти соленые капельки, образующиеся в ее зеленых, цвета весенней листвы глазах.
Не могу точно сказать, почему мне в голову пришло именно предположение страха. Я не контролировал самого себя в этот момент.
- Нет – просто ответила она, не переставая улыбаться. Вероятно, ее тоже ничуть не смущало мое присутствие. – А тебе? – она повернулась ко мне, уложив щеку на переплетенные пальцы, и я взглянул в эти яркие естественные глаза, поглощающие меня своей глубиной.
- Да – внезапно ответил я. Я никогда и никому не говорил, что мне страшно. Даже самому себе не решался признаться. Но ведь мне действительно было страшно. Чувство страха меня преследует уже много месяцев, но я до того привык его игнорировать, что для меня он стал естественным состоянием. Но эта естественность не была нормальной. Аделаида будто включала что-то в моей голове. Она очищала мое тело, мой разум от ненужных мыслей, от всех токсинов, от любого мусора и оставляла лишь то, что действительно важно.
- Ты боишься смерти? – это не был вопрос из любопытства. Это была догадка. Но почему она спросила меня именно о смерти? Я никогда не задумывался на эту тему. Но сейчас, когда я услышал это слово из ее уст, я неожиданно понял, что именно смерти я и боюсь. Уже на протяжении многих месяцев, а может и лет, я чувствую, как смерть дышит мне в затылок. Я чувствую ее запах повсюду. Он преследует меня, а я упорно его игнорирую. Однако теперь, когда ржавые колесики в моем отравленном мозге заработали, я явственно ощутил присутствие смерти рядом с собой. Ее догадка меня ничуть не смутила. Наоборот она казалась чем-то, чего я ждал все эти дни. То, что я хотел услышать и понять уже долгие месяцы.
Я молчал. Молчал и смотрел в ее глаза. И с каждой секундой они меняли свое выражение, приобретая оттенок снисходительности и понимания.
- Смерти не надо бояться. Смерть – это хорошо – возможно, я ошибся, и эта девушка спятила, но я не мог обдумать это, потому что слушал ее мелодичный мягкий голос, как будто это был тот самый голос внутри меня, с которым я советовался полсотни раз на дню. Она продолжала. И все что она говорила, тоже казалось мне прекрасным и таким очевидным. Однако я никак не мог понять, почему не думал об этом раньше – Умирая мы освобождаемся. – Увидев, мой вопросительный, но интересующийся взгляд, она отвернулась и тихо продолжила уже глядя в темнеющее с каждой минутой небо. – Здесь мы ограничены. Самое первое наше ограничение – наше тело. Мы заперты в этой оболочке, вынужденные услаждать свои естественные потребности, такие как сон и еда. Второе наше ограничение – это общество. Мы обязаны соответствовать, чему-то, должны соблюдать мораль, следовать закону и все тому подобное. Третье ограничение – место, где мы живем. Земля. Так велика, но уже так мала человечеству. Люди жадные. Они никогда не останавливаются, им нужно еще и еще. Никто не может улететь с этой планеты. Не может исследовать космос как положено в силу человеческих особенностей, что тут же нам напоминает о первом ограничении. Поэтому смерть делает нас вольными. Со смертью мы обретаем именно волю. Слово свобода здесь никак не подходит. – Задумчиво, все с той же блуждающей улыбкой она вновь застыла и улетела куда-то далеко в небо, туда, куда я никак не мог добраться. – Адам, ты считаешь себя вольным? – неожиданно спросила она после продолжительной паузы.
- Нет – недолго поразмыслив, ответил я. После ее слов о свободе и воле я также как и она задумался. Но я искал разницу в этих словах. Никогда бы не нашел отличий, да и не стал бы искать. Но теперь понял. Свобода у меня есть и сейчас. Я сижу здесь и я свободен. А вот воля… Ни один человек на Земле не волен. Воля – это желание. Это способность делать то, что тебе заблагорассудится. Воля – это действие, а не состояние. Теперь я понимаю, почему никто не имеет воли. Людям нельзя позволять вольничать. У них слишком развит инстинкт саморазрушения. Да, именно саморазрушения. Он стоит выше инстинкта самосохранения. Мы ломаем все вокруг себя, мы убиваем, вредим, не задумываясь о последствиях, думая только о себе, постоянно надеясь на проведение. Но и себя мы тоже ломаем. Каждый раз, когда заставляем себя делать вещи, которые делать надо, но вряд ли они кому-то действительно нужны. Инстинкт саморазрушения в людях сильнее самосохранения. Казалось бы, это странно. Но, если немного подумать и вникнуть в ситуацию, то, по сути, без первого не было бы второго. Если бы мы не рушили, нам бы нечего было сохранять. Странно… Откуда во мне все это? Теперь я понимаю, что такое страх во мне. Это мой щит. Инстинкты работают. Инстинкт самосохранения включает страх, запрещая нам делать вещи способные погубить нашу жизнь, однако, не вспоминая об окружающем мире, и последствиях такого сомнительного спасения собственной шкуры.