Снова и снова – целый допрос. Беллантони мнется. Расколется ли он прямо в эфире?
Беллантони: Нам разрешили рассмотреть и взять образцы. Это было включено в контракт. Хочу еще раз подчеркнуть, что я работал в этом проекте как ученый. Если Вы хотите узнать больше подробностей, задайте этот вопрос менеджерам канала [History Channel, NDA].
Прошло семь лет. Мы, в свою очередь, попросили Ника Беллантони объяснить нам, как он получил фрагменты черепа. Он тут же ответил: «Нашей группе разрешили взять несколько небольших кусочков обожженной кости, отколовшихся от черепа. Мы ничего не повредили и не брали образцы на самом черепе […] Я не привозил эти фрагменты в Соединенные Штаты. Они были нам переданы нашими продюсерами, когда мы вернулись в университет для проведения анализов. Думаю, что эти куски были выданы официальными лицами. Вы можете навести справки в History Channel».
Мы так и поступили. У Джоанны Форшер, которая выпустила документальный фильм Ника Беллантони о черепе Гитлера. Ее ответ на наши расспросы заслуживает краткого упоминания: «Мне часто задавали этот вопрос, но, к сожалению, я не могу раскрыть подробности того, как мы получили доступ к черепу». А в заключение загадочное замечание: «Во всяком случае, мы не можем больше обнародовать то, как мы получили доступ к черепу».
Через семь лет после истории Беллантони и группы History Channel покров тайны сохраняется. А ГА РФ остается глубоко травмированным. Лариса стискивает зубы. Но ее гнев направлен не на нас. Она устремляет испепеляющий взгляд на Дину и Николая. Речь идет о коррупции? Деньги, выплаченные сотруднику архива за то, чтобы американский исследователь оказался на несколько минут наедине с «трофеем Сталина»? «Мы не знаем, что произошло, – резко бросает директриса, вставая. – Совершенно ясно, что все это было незаконно, и мы отвергаем результаты этих анализов».
Кажется, что наша встреча подходит к концу. Нужно найти способ продлить ее, дать нам время, чтобы убедить директрису в нашей добросовестности. Мы тоже хотим провести тесты этого черепа. Кто может дать нам разрешение на это? Этот важнейший для нас вопрос, единственный, стоящий того, Лана задает его в тот момент, когда Лариса покидает комнату. Ответа нет. Не отрываясь от нее, Лана следует за ней по пятам по коридору, не отпускает ее. Вот они входят в секретариат, еще несколько метров, и директриса скроется в своем рабочем кабинете.
По российским правилам поведения мы уже не сможем туда попасть без приглашения. «А как это сделать должным образом?» – вежливо твердит Лана. «Через вас? Или Администрацию Президента?» Лариса в раздражении оборачивается. «Ну конечно, не через меня», – начинает она, а потом продолжает: «Ну, посмотрите, как происходит в Бюро расследований! Ведь это самое настоящее уголовное расследование, касающееся трупа, фрагмента трупа. И только Департамент юстиции может возобновить такое расследование».
Серые стены вокруг нас никогда еще он не казались мне такими мрачными, как в этот момент. Ловушка захлопнулась. Российская бюрократия, порождение семи десятилетий советизма, ощетинилась, приготовившись перемолоть нас. «Думаю, это может занять несколько месяцев, но я поддержу вашу просьбу». Лариса чувствует, как мы подавлены. Кажется, она даже жалеет нас. «Не волнуйтесь», – заключает она на прощание, обращаясь к нам. «Спасиба, спасиба», – Лана благодарит ее и делает мне знак последовать за ней. Лицо директрисы снова становится умиротворенным. «А кстати, кто будет проводить анализы? Найдите кого-нибудь научно безупречного, но не американца. Только не американца».
Москва, октябрь 2016 года
Война в Сирии, конфликт на Украине, Крым, возможное вмешательство в выборы в США… Столько кризисов, связанных с Россией, столько причин для того, чтобы подтолкнуть режим Путина на уступки, и все это еще больше осложняет наше расследование в Государственных архивах. «Время неподходящее», – твердят нам в различных отделах разветвленной российской администрации. В следующем месяце условия улучшатся, после летних отпусков, после ноябрьских…
Так прошло полгода. Три новых поездки в город Ивана Грозного, три туда-обратно Париж – Москва, а какой результат? Ничего! Лариса сохранила свою должность директора ГА РФ, но нам больше не отвечает. Ее секретариат с виртуозным мастерством поставил заслон между ней и нами. Моя коллега Лана выросла в стране в то время, когда она еще называлась Советским Союзом. И Лана хорошо понимает реакцию российских властей. «В глазах моих соотечественников Запад хочет нам зла, отвергает нас», – терпеливо объясняет она мне. «Наше расследование, касающееся Гитлера, – дело далеко не безобидное. Вся эта история, череп, является важным символом в России, символом нашего страдания во время Второй мировой войны, нашего сопротивления и нашей победы. С тех пор, как широкой общественности был представлен этот череп, его подлинность постоянно подвергается сомнению. Получается, что такие действия в некоторой степени наносят ущерб славному прошлому Советского Союза, обкрадывают его».