— Ради вас, сударыня, я готов даже остаться в живых!
— Об этом не может быть и речи, — заливаясь слезами она бросилась к нему на грудь.— Это была бы напрасная жертва, вы покорили меня как раз тем, что в отличие от моего жалкого мужа вы очень скоро по собственной воле уйдете из жизни и что я вас, следовательно, навеки утрачу.
Так началась настоящая жизнь господина Голужи. Избавившись от страха возможных насмешек и проделок, он почувствовал полную свободу и отдался всем удовольствиям, которые в изобилии предлагал ему гостеприимный городок. Он больше ни от чего не отказывался. Он даже требовал — дабы, вероятно, глубже проникнуть в суть,— чтобы ему создали более благоприятные условия для размышлений. Горожане, ясное дело, шли на все, чтобы его удовлетворить: его потчевали отменными кушаньями, поили самыми дорогими винами, дарили самые элегантные костюмы. А городские прелестницы, твердо убежденные, что он решил покончить с собой из-за несчастной любви, старались в утренние часы, когда их мужья сидели в конторах, определенным образом утешить его и вернуть ему утраченную веру в прекрасный пол. Позже, чтобы иметь возможность открыто посещать его, они пустили слух, будто господин Голужа обладает даром прозрения и будто они постоянно встречаются с ним потому, что по ладоням и кофейной гуще на дне чашек он предсказывает судьбу.
И он действительно делал это, по всеобщему мнению, со знанием дела и должным тщанием: с каждой из этих страдалиц он подолгу оставался наедине в комнате, запершись на ключ, до малейших подробностей выясняя ее будущее, причем ни разу не посетовав на то, что ему наскучили эти визиты и что они отнимают у него драгоценное время, необходимое для размышлений. Это, в частности, еще больше утверждало всех в мысли, что он воистину человек особенный.
Мужчины, разумеется, посещали его по другим причинам: попросить у него совета, пожаловаться друг на друга, сделать его поверенным своих тайн. Так, одним туманным и дождливым днем, некий гражданин с наивным выражением на лице признался господину Голуже в том, что— когда с умыслом, а когда без оного — он много убивал и людей и животных, однако у него нет уверенности, грех ли это или он возводит на себя напраслину?
— Грех — убивать животных, — ответствовал господин Голужа, — но что касается людей, дело обстоит иначе; их, без сомнения, вы освобождали от тягот бытия.
— Это как посмотреть, — осклабился человек с наивным выражением на лице.
— Давайте смотреть так, как я объяснил,— великодушно изрек господин Голужа и быстро встал, что означало конец аудиенции.
Итак, он научился быть строгим, ибо уже считал себя важной персоной! По существу, все, что с ним за последнее время происходило, он воспринимал спокойно и с достоинством, словно все это, сколь бы ни выглядело невероятным, принадлежало ему по праву. О возвращении к прежнему тягостному существованию, проходившему между пыльной канцелярией и всегда пустой холостяцкой каморкой, он даже не помышлял.
— Ты навсегда останешься здесь, — убеждал он себя.— Здесь все это случилось!
Однако поздней осенью лицо его озарилось каким-то чудесным светом; одни решили, что в глазах у него отражается близкая кончина, в то время как определенного сорта горожане, склонные к подозрительности и оговорам, распространяли молву, будто господин Голужа неожиданно влюбился. Разумеется, никто не осмеливался расспрашивать его об этом, все уже давно убедились, как глубоко он презирает человеческое любопытство, из-за чего, собственно, о его прошлой жизни они и теперь знали ничуть не больше, чем в первый день, когда, тощий как жердь, одетый в черное, он необъяснимым образом появился в городке. Поэтому им оставалось лишь по-прежнему гадать и терпеливо ожидать дальнейшего развития событий.
— Он покончит с собой на днях, — раздалось чье-то восклицание, и мужчины, большей частью пожилые, заспорили, как он это совершит: на глазах у всех или потихоньку, днем или ночью, с помощью пистолета или ножа.
Самый известный в городе игрок, по этой причине должно быть, объявил, что у него можно заключать пари и к нему в дом бросились все, кто верил в свою удачу, и стали расхватывать, не глядя на цену, желтоватые купоны, на которых с помощью штампа, специально для этой цели вырезанного, был оттиснут синими чернилами лик господина Голужи с указанием предполагаемых дней и часов его кончины. Городок почти целиком включился , эту игру, с волнением ожидая результатов, так как главный и единственный выигрыш и впрямь был заманчив: месячная поездка на то самое море, которым пренебрег господин Голужа.