— И такое вероятно. Пожалуй, даже скорее, чем первое. А может, и еще что-то сюда впутано, но я убежден, что не ошибаюсь, рассуждая таким образом. А могло это быть так: она вошла и, сообразив, что подвертывается удобный случай, избавилась от шантажиста, потом убежала.
— И это возможно… Хотя меня поражает ее глупость. Войти в пустой театр, спросить вахтера о мистере Винси, столкнуться с этим вахтером лицом к лицу в ярко освещенном помещении, а затем убить. По всему судя, миссис Додд больше верила в глупость полиции, чем в свою собственную. Наивная женщина, убедившая сама себя в том, что, придя столь приметно одетой после спектакля, на котором ее странную сумочку наверняка кроме нас видело множество ее знакомых, можно убить этого типа и раствориться в лондонском тумане, какового, кстати, сегодня и в помине нет. Но, кто знает, может, все именно так и было?
— Ты в этом сомневаешься? — спросил Паркер.
— Да. Сомневаюсь.
— У тебя есть какие-нибудь еще версии? Ведь после миссис Додд никто больше в театр не входил и никто из него не выходил! Если это сделала не она, то после нее мог это сделать только вахтер, Уильям Галлинз, которого можно заподозрить в чем угодно, но уж не в том, что спустя двадцать четыре часа после рождения третьего ребенка он решил поиграть в убийцу.
— Винси мог быть уже мертв, когда вошла миссис Додд, — прошептал Алекс.
— Так почему же она не подняла шум? Обнаруживает труп и, никому не говоря ни слова, выходит вон? С чего бы это, скажи ради Бога?
— Если дело обстоит так, как ты предположил сначала, и Винси шантажировал ее или дочку, то, думаю, вид его тела со всаженным в грудь по самую рукоятку кинжалом вызвал у нее по меньшей мере чувство облегчения. Она могла задержаться еще на несколько минут, ища эти письма или еще что-то, что он должен был ей вернуть в обмен на то, что она принесла в набитой до отказа сумочке. А потом ушла, мечтая о том, чтобы никто никогда ее не нашел. Но, естественно, она могла его и убить… Хотя… Да… В сущности, ты прав. В мою пользу только один довод, связанный с обстоятельствами происшествия, и кроме того, мы еще мало знаем. Думаю, это она там была. Надо поскорее к ней поехать. Все это так. Но мне кажется, убила не она, правда, присягнуть в этом я не мог бы.
— А ты пошел бы на пари?
— Да. Я бы держал пари, что не она, причем поставил бы солидную сумму. В этом случае я бросаю на чашу весов только мое убеждение и, как я тебе уже говорил, одну связанную с обстоятельствами дела подробность.
— Жаль, что я всего лишь скромный инспектор полиции… — проговорил Паркер. — Мне кажется, я мог бы сегодня неплохо заработать, пойдя с тобою на спор. Ты автор детективов и полагаешь, что люди, убивая, всегда поступают абсолютно логично. В жизни не так: и само ожидание момента преступления, и сам факт его совершения связаны с огромным нервным напряжением, вот почему убийца, как правило, действует нерационально, оставляя следы, которые мог бы и не оставить… Убийцы в принципе не гении. Преступления совершают не гении, а рядовые гнусные люди…
— Боюсь, этот убийца интеллигентнее, чем ты думаешь.
— В самом деле?
В свете проносившихся мимо уличных фонарей Алекс поймал на себе пристальный взгляд инспектора.
— А у тебя есть еще какие-нибудь версии? — спросил Паркер.
— Пока, к сожалению, у меня их две… — ответил Джо. — Версия «А» и версия «Б».
— Миссис Додд — она «А» или «Б»?
— Миссис Додд «в», причем маленькое «в», не прописное. Вся трудность в том, что некоторые мои наблюдения подходят для «А», а некоторые — для «Б». Но наблюдений этих все еще слишком мало. Полагаю, решающим может стать одно… обыск в артистической уборной Винси.
— Что ты надеешься там найти?
— Речь о том, чего я надеюсь там не найти, — Алекс задумчиво потер рукой лоб. — Но пока мы знаем еще слишком мало. Я немножечко витаю в облаках. Ты прав. Вернемся в театр, узнаем то, что должны узнать от врача и эксперта, придем к каким-то выводам, обыскав артистическую и прочитав бумажку, которую Винси держал в руке. А потом посмотрим, фантазирую ли я как автор детективов, или же я прав.
— Ты меня поражаешь… — в голосе Паркера уверенности было куда меньше, чем в тот момент, когда он начинал свой монолог в машине. Они остановились перед уже знакомой лестницей, ведущей к дверям бокового входа в Камерный театр.
Сержант Джонс сидел на складном стульчике в коридоре перед уборной покойного и дымил сигаретой.
— Что нового? — спросил Паркер.
— Уже есть отпечатки пальцев, шеф. То есть их нет. На дверной ручке — только старого вахтера, который вошел в артистическую в двенадцать… Соумса. В самой уборной отпечатки пальцев покойного и другие, которые оказались отпечатками пальцев костюмера Раффина. Я привел его сюда, шеф, чтобы снять отпечатки пальцев. И задержал, подумав, а может, вы захотите с ним побеседовать. На орудии преступления следов никаких. Убийца был в перчатках.
— Хорошо! — проворчал Паркер. Вернулся к вахтеру и позвонил врачу.
— Слушаю! — отозвался тот. — Исследую его второй раз. Позвоню через полчаса. Когда, вы говорите, самое раннее он мог умереть?
— В 9.56 вечера.
— В таком случае или я никудышный врач, или вы никудышный сыщик, или мои химические препараты никудышные.
— А, по-вашему, когда он умер?
— Скажу вам через полчаса! — трубку на том конце провода положили.
— Черт возьми, — пробормотал Паркер. В двух словах передал Алексу, болтавшему с Джонсом, разговор с врачом.
В артистической Стивена Винси по-прежнему горели все лампы. Алекс первым делом посмотрел на кушетку у стены. Она была пуста. Труп увезли. Стивен Винси никогда больше не вернется сюда и не сядет к зеркалу, чтобы взять в руки коробочку с гримом…
— О Господи! — вздохнул инспектор и подошел к двери. — А что с бумажкой, которую он держал в руке?
— Это была не бумажка… — Джонс развел руками. — Это был белый конверт, совершенно пустой и ненадписанный.
— На нем никаких отпечатков?
— Только его пальцы.
— Замечательно… — бросил Паркер и закрыл дверь. Повернулся. Алекс стоял перед открытым ящиком туалетного столика. Там были комочки грима в простой деревянной коробочке, заячья лапка вся в пудре, записочки, полученные в день премьеры и подписанные женскими именами. Паркер отложил их в сторону. Затем проспекты фирм «Мерседес-Бенц» и «Кадиллак», а кроме того, куча фотографий Стивена Винси, на которых сам он заранее поставил свои автографы. Подпись была несколько манерной, в стиле, бытовавшем лет двадцать назад. Немного денег: двенадцать фунтов бумажками и мелочь. Оплаченный, счет за телефон. Плохонькая фигурка Будды с круглым животиком, наверное, какой-нибудь старый талисман, неожиданный здесь снимок взрыва атомной бомбы на атолле Бикини, ключи: от английского замка, обычный, и маленький, от почтового ящика…
— Пошлю-ка я людей в его квартиру… — пробормотал Паркер. — Если, разумеется, миссис Додд не признается.
— А если признается? — Алекс стоял перед большим шкафом, который он только что открыл. — Думаю, она даже наверняка признается…
— Да. Тогда и следствие продолжать не нужно, разве что ради сбора доказательств вины. Но квартира Винси может еще несколько часов подождать. У нас есть дела поважнее.
Он подошел к Алексу, и они вместе принялись шарить по карманам одежды покойника. Тут были лишь всякие мелочи, ничего не значащие, и вырванный из блокнота листок, на котором рукой Винси выписана длинная колонка цифр:
Покупка студии — 200 000
Жалованье актерам и персоналу
первого фильма — 40 000
Реклама — 20 000
Костюмы и декорации… — 50 000
Непредвиденное — 20 000
Всего — 310 000 (330 000)
Необходимый резерв — 170 000 Всего: полмиллиона!
Эта последняя сумма была несколько раз подчеркнута красным карандашом.
Паркер поднял голову и посмотрел на Алекса.
— Ты видел когда-нибудь такое? Преспокойненько, на листочке он подсчитал, во сколько ему обойдется киностудия! Полмиллиона фунтов! Пустячок!
— Думаю, у него к этому были некоторые основания… — сказал Алекс, озираясь по сторонам. Потом он наклонился и заглянул в шкаф, в котором стояло несколько пар ботинок. Затем улегся на пол и заглянул под шкаф. Встал и покачал головой, словно хотел сказать, что так он, собственно, и предполагал. Паркер с любопытством наблюдал за ним, продолжая держать в руке листок с расчетами покойного.