— Может быть, лучше я вам все расскажу… — тихо произнес сэр Томас Додд.
— Том! — закричала его жена. — Эти люди не имеют права! Никому не позволено…
— Боюсь, дорогая, что они все равно дознаются, — муж ее развел руками. — Существуют даты, документы… Если уж полиция возьмется за дело, то в конце концов докопается… Да ты, наверное, и не захочешь быть обвиненной в этом убийстве теперь. — Он показал на кинжал в руках Алекса и, ласково улыбнувшись ей, прошептал: — Мое бедное, глупенькое дитя… Ведь достаточно было спросить меня…
— Если я правильно понял, вы хотите дать показания? — Паркер сел и раскрыл блокнот.
— Показания? — Сэр Томас невозмутимо взглянул на него и снисходительно усмехнулся. — Два месяца назад меня оперировали, раковая опухоль на руке… Считалось, что после этой операции у меня будет по крайней мере один спокойный год. Но вот уже несколько дней у меня опять боли…
— Том! Почему ты мне не сказал?! — В глазах миссис Додд Паркер и Алекс увидели неподдельный ужас. Она стиснула зубы. — Глупости… — произнесла она почти спокойно. — Наверно, это еще последствия операции. Бывают послеоперационные боли, которые потом стихают…
— Нет, дорогая. Когда вы уехали в театр, я позвонил Джорджу Эмстронгу и попросил принять меня. — Он взглянул на Паркера. — Эмстронг — один из лучших наших онкологов. Это он делал мне операцию. — Паркер молча кивнул. — Однако мы отвлеклись, — продолжал сэр Томас. — Вы меня спросили, хочу ли я дать показания. В десять вечера мой друг, доктор Эмстронг, сказал мне, что я… поправлюсь. Но когда я потребовал правды, когда я сказал, что человеку нужно приготовиться к своему последнему путешествию, когда я объяснил ему, что по причинам личного и профессионального свойства мне надо знать все, он несколько изменил свое суждение, хотя и ничего не сказал прямо, а только предупредил, что при раке человек должен быть ко всему готов. А я уже знаю эту боль, и меня трудно обмануть… — Его жена закрыла глаза. Он погладил ее по голове и выпрямился на стуле. — Понимаешь, дорогая, я сейчас, как видно, отношусь к жизни несколько иначе, чем прежде. Я знаю, почему ты призналась в убийстве. Вошла в его уборную и, увидев этот кинжал, решила, что это я убил его. Потому и призналась, когда сюда пришли эти господа… Моя глупенькая, отважная девочка… А между тем твоя жертва была совершенно не нужна.
— Так все и было? — спросил Паркер.
Миссис Додд молча кивнула головой.
— А позвольте спросить: почему ваша жена решила, что это вы убили Винси? Меня этот вопрос тоже очень интересует, как и все остальные, на которые вы, господа, пока не ответили.
— Думаю, что вряд ли удастся ответить на каждый вопрос в отдельности… — возразил сэр Томас ровным, усталым голосом, — либо вы узнаете все, либо ничего… Думаю, что в этой ситуации скрыть правду не удастся. — Он бросил взгляд на жену. — Я только хотел бы заметить, что речь пойдет о чести двух женщин и одного мужчины, а также о счастье и будущем всей моей семьи. Можете ли вы поручиться за свое умение хранить чужие тайны, если я соглашусь сообщить вам то, о чем не знал никто, кроме Стивена Винси?
— Я был офицером воздушных сил Его Величества, а теперь офицер полиции Соединенного Королевства, — ответил Паркер. — Присутствующий здесь мой сотрудник во время войны тоже был летчиком, он кавалер многих высших орденов, но прежде всего он — английский джентльмен. И все же могу обещать вам лишь одно: никто не узнает ни слова из нашего разговора, если миссис Додд невиновна. В противном случае я буду вынужден повторить юридическую формулу: «Вы подозреваетесь в убийстве Стивена Винси, и от лица закона я предупреждаю вас, что с этой минуты каждое ваше слово может быть использовано против вас. Обращаю также ваше внимание, что вы не обязаны давать какие-либо показания, не посоветовавшись с адвокатом…» — Он развел руками. — Я же выступаю от имени закона, сэр. В этой ситуации мне нечего больше прибавить.
— Этого довольно, — кивнул сэр Томас. — Мне остается поверить вам обоим, господа, и я рад, что вы ответили мне именно таким образом. Это был честный ответ… — Он взглянул на жену. — Может быть, тебе лучше пойти лечь, дорогая?
Паркер изумленно поднял брови, но миссис Додд опередила его:
— Нет. Я останусь. Если мы должны через это пройти, то пройдем вместе.
— Хорошо. — Сэр Томас склонил голову. — Чтобы вам было понятно случившееся сегодня вечером, необходимо вернуться на двадцать с лишним лет назад. Я учился в одной школе со Стивеном Винси… — Он подумал немного. — Мы были не только однокашники, но и друзья. Неразлучные друзья. Теснее всего связывала нас любовь к театру. Мы вместе бывали на всех спектаклях, вместе основали драматический кружок в школе, и оба были его звездами, потому что, хоть это может показаться вам забавным, я, видимо, тоже был наделен артистическим даром. После окончания школы я отправился в Оксфорд, потому что мой отец, археолог, и слышать не хотел о том, чтобы я подвизался на сцене. Да, в сущности, археология тоже с детства влекла меня. В доме нашем жили ушедшие столетия, и он был забит до отказа глиняными сосудами, статуэтками и древней утварью, и все это отец научил меня понимать и любить. Винси же пытался поступить в какой-нибудь театр. При расставании мы заказали себе эти два кинжала. Все это, конечно, было мальчишеством, но кинжалы должны были означать, что каждый может всю жизнь рассчитывать на дружбу другого. Стивену удалось пристроиться в один из провинциальных театров, а позже, когда я уже окончил Оксфорд, он оказался в Лондоне, но здесь ему не очень везло. В то время он часто бывал у меня. После смерти отца я унаследовал этот дом и небольшое состояние. Стивен некоторое время жил у меня, я помогал ему, когда ему не хватало на жизнь (а не хватало ему постоянно), и старался, как умел, поддерживать нашу дружбу. Так шло до той поры, пока я не встретил Анжелику Кроуфорд — девушку, которую полюбил и на которой мечтал жениться; она платила мне взаимностью. Вот тогда это и случилось, то, что бросило тень на всю нашу жизнь, и эта тень сейчас снова на нашем доме. Разумеется, я познакомил их в надежде, что мой единственный друг и моя единственная девушка тоже станут друзьями. Так и вышло. И даже более того. Однажды я получил от Анжелики краткое письмо, поразившее меня словно гром среди ясного неба. Она ушла от меня к Стивену. Я выдержал это, потому что должен был выдержать. Стивен к тому времени уже съехал от меня. Я не стал его разыскивать. Впрочем, известность его быстро росла. Прошло полгода, потом еще год. Как-то я поехал на юг Англии. Мы вели раскопки курганов друидоических времен неподалеку от городка, где мы, участники экспедиции, поселились. Там я и встретил Анжелику. Мы столкнулись на улице. Она хотела пройти мимо. Я остановил ее. Я ни о чем еще не знал. Спросил о Стивене… И узнал правду. Вместе с ребенком, крошечной двухмесячной девочкой, она жила у какой-то старухи, которой сказала, что она вдова, а муж ее погиб сразу после свадьбы в автомобильной катастрофе. Я пошел к ней. Мы стояли над детской кроваткой и смотрели друг на друга. Я все еще любил ее. Думаю, что и она меня любила, даже тогда. Но мы смотрели друг на друга так, словно пережили бурю, которая разметала наш дом и наши надежды. А между нами лежал маленький спящий ребенок. Дочь Стивена Винси, который бросил Анжелику и даже не интересовался, что стало с ней и его дочуркой. Разумеется, он на ней не женился. Как раз тогда он пошел в гору. Зачем ему нужно было связывать себя семьей?.. Через какое-то время мы обвенчались. Я как раз собирался с экспедицией в Египет на два года. Анжелика с девочкой поплыли на другом судне. Мы оформили брак в Каире, почти тайно. Потом мне удалось устроить так, что Энн получила документы на полтора года позже. В конце концов трудно точно определить, сколько девочке — три года или четыре с половиной. Египет тут очень пригодился, никто ни о чем не догадывался. Я тогда был молодым безвестным ученым. Моя жизнь никого не интересовала. Поэтому я много путешествовал по свету, и не было оснований подозревать, что Энн — не мой ребенок. Шли годы, прошло почти двадцать лет. И как раз теперь, когда умер кузен моего отца, оставив столь огромное состояние, Винси объявился. Он знал правду, хотя это его и не интересовало. Как-то давно он встретил Анжелику на улице и весело спросил, как ее успехи. Наверно, она поступила опрометчиво, выложив ему все и обойдясь с ним как с негодяем, которым он, впрочем, и был. Винси пустился было в объяснения, но она не стала слушать и ушла. Думаю, это его успокоило. С тех пор прошло несколько лет. На той неделе он позвонил Анжелике и попросил о встрече. Когда она отказалась, он пригрозил, что все раскроет. Энн, само собой, не имеет понятия о том, что она… что его связывают с ней узы родства. Я — ее отец и, Бог свидетель, заслужил называться так в тысячу раз больше, чем кто-либо иной… Анжелика рассказала мне о звонке Винси. Мы стали ломать голову, как быть. Скорее всего запоздалые отцовские чувства пробудило в нем сообщение в прессе о наследстве Энн. Но у Винси на руках было немало козырей. Во-первых, он мог раскрыть нашу тайну, чем навлек бы несчастья на нашу семью, ведь, думаю, для девочки это был бы страшный удар, тем более что отец ее — такой прохвост. Во-вторых, ее двоюродный дед, умирая, объявил, что наследовать ему могут только его родственники, но не свойственники. Если Энн моя дочь, она ему родственница, но если она — дочь Винси, то тогда не имеет к нему никакого отношения. Какая страшная ирония: теперь, когда девочке улыбнулась судьба, внезапно является этот негодяй.