— Ну конечно, какие там гарантии, — проворчал Терлинк. — Когда предвидится горячее дельце — мы нужны, нас кормят на убой и так далее, а случись неладное, нас и знать никто не хочет.
— Пустой разговор, Рене, — поморщился Корсаков. — Мы вас слушаем, босс.
Вместо Ла Барберы заговорил иранец:
— В тех местах, куда вы должны направиться, уже есть люди, готовые сотрудничать с нами и перевести на компанию все поставки сырья. Однако договоренность с ними пока держится в секрете. Они боятся других местных главарей, тех, что против тесного сотрудничества с нами. Необходимо нанести несколько мощных неожиданных ударов, по тем, кто противится нашим планам, чтобы на первый план выдвинулись те, кто готов работать с нами.
— Неужели ваше государство не может организовать все так, как нужно? — спросил Розе. — Развести плантации сырья, охранять их, направить армию против тех, кто будет мешать...
— Забудьте о государстве раз и навсегда, — отрезал иранец. — Наше государство объявило джихад наркотикам, и оно доведет его до победного конца. Наркотики противоречат нашей религии, и в нашей стране не будет этой заразы. Весь проект направлен на внешний рынок. Раз христиане хотят употреблять наркотики, они их получат, — в голосе иранца прозвучала нотка злобного торжества. — Однако мы не можем открыто признать наше участие в проекте — это чревато международными осложнениями, — заключил он.
— Ну да, своих травить нехорошо, а христиан — пожалуйста. Слыхал я уже эти песенки про гнусных кафиров, про белых собак... Кое-кого из нехристей даже отправил за них на небеса, к ихнему пророку, — бурчал Терлинк. Корсаков, слушая речь иранца, внутренне сжался: люди, слушающие подобные откровения, обычно не заживаются на белом свете. «С нами не стесняются, словно мы уже покойники», — подумал он.
— А что касается армии, — продолжал иранец, — то она много раз пыталась навести порядок в тех местах, но в полной мере сделать это невозможно, как и установить настоящую границу. Эти горы — единая страна, без границ, без центральной власти, с постоянной междоусобной войной. Там все мужчины носят оружие, там постоянно идет партизанская война против любого правительства. И Тегеран, и Кабул уже давно отказались от мысли установить жесткое управление на этих территориях и довольствуются общим контролем и изъявлениями покорности, которые никого ни к чему не обязывают. К тому же, напоминаю еще раз, большая часть горной страны официально принадлежит Афганистану.
— Стало быть, мы должны сделать то, чего не смогли сделать ни правительство, ни армия? — саркастически полюбопытствовал Терлинк.
— От вас никто этого не требует, — возразил иранец. — Вы должны только изменить расстановку сил в регионе. Местные главари благодаря вам убедятся, что противодействовать нам опасно и невыгодно, — гораздо выгоднее отбросить амбиции и спокойно сотрудничать.
— Короче, ребята, хватит трепаться, а то наш друг подумает, будто мы не деловые люди, — заявил Ла Барбера. — Рассмотрите внимательно карты местности и скажите, что вам потребуется для успеха операции.
Корсаков вгляделся в карту. Кишлак был маленьким, полузаброшенным и, видимо, заглох бы окончательно, не избери его Адам-хан своим пристанищем. Горное плато, на котором располагался кишлак, пересекало русло пересохшей реки. Обширную территорию близ сухого русла покрывали какие-то незнакомые Корсакову обозначения.
— Это кяризы, — в ответ на его вопрос пояснил иранец. — Каналы, закрытые сверху, чтобы вода не испарялась. Но река пересохла, и теперь вся система заброшена.
— Это неплохо, — задумчиво пробормотал Корсаков. Система кяризов подходила к самому кишлаку, вокруг которого со всех сторон лежала открытая местность — выжженное солнцем каменистое плато. Корсаков машинально стал просчитывать в голове всю операцию: в каком месте следует укрыть джипы, откуда выйти на плато, в какое время подобраться к кишлаку... Потом он заметил, что Фабрициус тоже погрузился в размышления и делает ка-кие-то пометки в записной книжке. «Командир-то он, а не я», — сказал себе Корсаков и попытался отвлечься, но в голове все равно упорно крутились мысли о том, откуда вести наблюдение, какое оружие взять с собой...
Ход его раздумий прервал вопрос Терлинка:
— А бесшумки нам выдадут?
— Мы заказали и бесшумные винтовки, и бесшумные автоматы, но пока их не получали, — сказал Ла Барбера. — Придется пока поработать обычным оружием.
— Обычным оружием! — фыркнул Терлинк. — Легко сказать! Там в кишлаке сотни полторы головорезов, а мы всемером должны с ними справиться обычным оружием!
— Во всяком деле бывают объективные трудности, мистер Терлинк, — злобно блеснув смоляными глазами, возразил Л а Барбера. — Раньше бесшумок вообще не делали, а люди вашей профессии уже существовали. Вам, между прочим, платят не только за то, чтобы вы стреляли, но и за то, чтобы вы думали, как решить возникающие проблемы. Руководство компании ставит задачи, а уж дальше дело ваше, на то вы и специалисты.
— Ставить задачи все мастера, — процедил Терлинк, махнул рукой и умолк.
Розе наклонился к нему и шепотом, который услышали все, успокоительно сказал:
— Ничего, Рене, часовых мы уберем без шума, я ручаюсь. Ну а дальше все будет проще.
Терлинк посмотрел на немца как на идиота и только пожал плечами.
— Помните: главная задача — устранить Адам-хана, — сказал иранец. — Он контролирует производство сырья, весь товар стекается к нему. Устраните его, и мы сможем убедить его людей поставлять сырье нам.
— Считайте, что он уже покойник, — не отрываясь от карты, пробормотал Фабрициус.
Выехали они на следующее утро, когда едва начинало светать. Через четыре часа езды по пыльным каменистым дорогам они загнали джипы в ложбину, незаметную с дороги, и дальше пошли пешком. Перевалив через горную цепь, окружавшую плато, они залегли среди валунов на склоне, и Фабрициус направил бинокль на кишлак. Корсаков разглядывал кишлак через прицел советской снайперской винтовки. Оборонять селение было несложно, так как вокруг него расстилалась открытая местность без единого деревца или травинки. Однако благодаря этой же открытости наблюдатель мог разглядеть систему обороны кишлака и все сторожевые посты. Полевое охранение отсутствовало, посты располагались на крышах окраинных домов, защищенные брустверами из мешков с песком. Корсаков увидел кяризы, своды которых местами обвалились, оставив в земле зияющие черные дыры. Там, где система кяризов ближе всего подходила к кишлаку, тоже находился пост: на плоской крыше строения над бруствером виднелась голова в чалме и торчащий из-за плеча ствол винтовки. Корсаков прикинул расстояние до часового, направление и силу ветра. Звук выстрела на таком расстоянии в кишлаке не должны были услышать, тем более что нестихающий ветер отнесет его в сторону. Если удастся снять часового, то группа, подобравшись по кяризам, сможет незаметно проникнуть в кишлак. Не вызывало сомнений то, что Адам-хана следует искать в большом двухэтажном глинобитном доме с галереей вокруг второго этажа, стоявшем в самом центре селения. У дома слонялись вооруженные люди в широких местных одеяниях, в чалмах или плоских нуристанских шапочках. Обнесенный глинобитной стеной двор, примыкавший к дому, был полон таких же вооруженных молодцов. Некоторые из них просто болтали, сидя на корточках у стен, некоторые, расстелив на земле тряпицы, чистили оружие, другие следили за стряпней, сгрудившись в углу двора, где в углублении под котлом дымились дрова, а вокруг котла суетились повара. Корсаков негромко произнес:
— Идите вперед. Я сниму того парня на крыше и вас догоню.
— При таком ветре? Да брось! — воскликнул Фабрициус.
— Я говорю — идите, — твердо повторил Корсаков. В голосе его слышалась такая уверенность, что Фабрициус, перекинувшись парой слов с остальными, приказал им следовать за собой. Наемники, пригибаясь, цепочкой, заскользили вниз между скальных отрогов и валунов, а Корсаков вновь припал к окуляру прицела. Никакие расчеты и поправки на расстояние, высоту и ветер не могли сделать выстрел точным без того чувства слияния с оружием, которое через несколько минут наполнило его ликованием и уверенностью, и он плавно спустил курок. В гуле ветра, врывавшегося на плато сквозь тесные горные проходы, звук выстрела тут же затерялся, отлетев куда-то в сторону. Корсаков видел в прицел, как часового швырнуло спиной на мешки с песком и как затем он сполз вниз, скрывшись из виду за бруствером. Шестеро наемников, используя каждую складку местности, подбирались к проломам в земле, обозначавшим вход в кяризы. В каждом движении этих людей чувствовался профессионализм, вошедший в кровь. Когда они наконец исчезли под землей, Корсаков еще раз внимательно обвел взглядом сквозь прицел подходы к кишлаку. Над бруствером поста, ближайшего к тому, что он обстрелял, торчал, уставившись в синее горное небо, ствол крупнокалиберного пулемета. При отходе этот пулемет мог достать группу даже на удаленном от кишлака склоне хребта. Корсаков собрал свою поклажу: закинул за спину гранатомет, сумку с зарядами, винтовку, повесил на грудь советский автомат с укороченным стволом, поправил на поясе сумки с гранатами и не спеша, прячась среди валунов и расселин, стал спускаться вниз. Там изрядную часть пути ему пришлось проделать ползком, так как он сразу увидел, что прикрыть его со стороны кишлака могут только чуть заметные неровности почвы и старые, давным-давно пересохшие промоины. Съехав на животе в пересохшее речное русло, он, пригибаясь, перебежал его и протиснулся в устье кяриза. В узком и глубоком подземном канале было сухо, но не совсем темно — свет поступал через щели и проломы в потолке, и Корсаков мог довольно легко ориентироваться, выбирая направление на кишлак: Выбрав подходящий пролом, он подпрыгнул, подтянулся и выглянул на поверхность, щурясь от яркого солнца. Невдалеке от себя он увидел пост, где снял часового. Чуть заметные следы на иссохшей глинистой земле указывали на то, что группа воспользовалась этим же выходом и затем разделилась: часть направилась в одну улочку, часть — в другую. Пост с крупнокалиберным пулеметом скрывался за изгибом стены, и Корсаков, перебежав мертвое пространство, начал вдоль стены продвигаться к пулеметному гнезду. Наконец ветром до него донесло обрывок разговора, смех, слабый запах сигаретного дыма.