— Что уровень радиации у каждого человека столь же индивидуален, как отпечатки пальцев?
— Вполне логично.
— Не просто логично, но высоко научно. Просто поразительно, как некоторые детективы порой обходятся без достижений современной научной мысли. Так вот, сегодня я обследовал Тетеревиную гряду с новым счетчиком Гейгера, купленным по случаю распродажи на восемь центов дешевле, и он указал на вас с Дианой. Вы оба были там. Теперь мне остается только…
— Естественно, что мы были там, — подтвердила Диана с набитым ртом. — Вы сами с Лили водили нас туда. Три раза, а то и четыре!
— Докажите, — заявила Лили. — Я такого что-то не припомню.
— Что вы, Лили! Вы должны вспомнить!
Общаясь с Дианой, было очень трудно понять, то ли она валяет дурака, то ли в самом деле такая дурочка.
Когда подошло время шербета и кофе, программу вечера уже обсудили и утвердили. Как правило, вечера отводили под игру в пинокль или под чтение книг, газет и журналов, или под телевизор, беседы и уединение, или же, особенно по субботам, под встречи с местным населением. На сегодняшний вечер Уэйд предложил партию в пинокль. Я сказал, чтобы играли без меня, поскольку мне надо ехать в Лейм-Хорс. Остальные принялись наперебой обсуждать, не составить ли мне компанию, и решили, что не стоит. Я помог убрать со стола, вышел и сел в машину.
Теперь о сложности, с которой я столкнулся. Если я подробно расскажу обо всем, чем занимался в течение следующих четырех дней и ночей с восьми вечера в субботу до восьми вечера в среду, то вы познакомитесь с сотней людей и узнаете массу новостей из жизни округа Монро в штате Монтана, но ни на дюйм не приблизитесь к разгадке убийства Филипа Броделла. По той причине, что я и сам не приблизился. К тому же, вам жутко надоест эта тягомотина, как и мне надоела. Поэтому приведу лишь один пример из программы субботнего вечера.
Поскольку субботним вечером большинство людей приезжает в Лейм-Хорс на машинах, а оттуда всего двадцать четыре мили до Тимбербурга, вы могли бы предположить, что все повалят в центр округа, где есть кинотеатр с обтянутыми бархатом креслами, кегельбан и другие увеселительные заведения. Ан нет! В субботний вечер целая толпа жителей Тимбербурга, человек эдак в сто, рванула в Лейм-Хорс. Центром притяжения служил большой, довольно старый и ветхий с виду дом, примыкающий вплотную к универмагу Вотера, с огромной вывеской вдоль крыши:
ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ ВУДРО СТЕПАНЯНА
Обыватели именовали его обычно Вуди-холл. Вуди, которому сейчас было уже за шестьдесят, построил его лет тридцать назад на деньги, доставшиеся в наследство от отца. А отец Вуди торговал в этих местах всем, что только может прийти вам в голову, еще до того, как Монтана стала штатом. Детские годы Вуди прошли в магазине-фургоне, постоянно кочующем с места на место. При рождении младенца окрестили Теодором, в честь Рузвельта, а когда мальчику исполнилось десять, отец переименовал его в Вудро, в честь Вильсона. В 1942 году Вуди всерьез подумывал о том, чтобы взять имя Франклин, в честь другого Рузвельта, но потом решил, что хлопот не оберешься, тем более что пришлось бы менять вывеску.
Первым в программе субботнего вечера Вуди-холла шел какой-то фильм, смотреть который мне не хотелось, поэтому, оставив машину напротив, я заглянул к Вотеру. Всякому, побывавшему в этом зале шириной и длиной футов в сто, с высоченными потолками, сразу бы стало ясно, почему, кроме как для того, чтобы отправить письмо и почитать «Кто есть кто», екать в Тимбербург мне было незачем. Список всех товаров занял бы несколько страниц, поэтому я назову лишь сковородки, шляпы, кофейники, рыболовные принадлежности, книги и журналы, оружие и боеприпасы, всевозможные бакалейные товары, пончо, седла и шпоры, табак, сигары и сигареты, охотничьим кухонные ножи, ковбойские и резиновые сапоги, мужскую и женскую одежду, джинсы, поздравительные открытки, шариковые ручки, три стеллажа всевозможных лекарств…
По залу бродили около дюжины покупателей, а Морт Вотер, его жена Мейбл и сын Джонни хлопотали с ними. Я пришел не за покупками и не почесать язык, а для того, чтобы услышать что-нибудь полезное; поэтому, оглядевшись по сторонам, решил, что больше всего мне подходит смуглая женщина с густыми черными волосами, которая разглядывала обувь на прилавке. Это была метиска по имени Генриетта, которая жила ниже по дороге, продавала контрабандные спиртные напитки и знала всех и вся.
Я просеменил к ней.
— Привет, Генриетта! Держу пари, что вы меня не помните.
Чуть склонив голову набок и прищурившись, она спросила:
— На сколько?
— Скажем, на доллар.
— Ха! Вы мужик мисс Роуэн. Мистер Арчи Гудвин. — Она подставила мне ладонь. — С вас доллар.
— Надеюсь, что вы не имеете в виду то, что я имею в виду, так что ладно. — Я выудил из бумажника купюру и протянул ей. — Приятная неожиданность — встретить вас здесь. Я думал, что в субботу вечером у вас отбоя нет от клиентов.
Генриетта перевернула купюру, чтобы взглянуть на обратную сторону. Потом спросила:
— Это что, шутка?
И разжала пальцы. Бумажка плавно полетела и опустилась на пол.
— Вовсе не шутка. — Я подобрал с пола пятерку. — Один доллар вы уже отработали. Остальное за то, что вы ответите на пару вопросов.
— Я не люблю вопросы.
— А кто их любит. Не о вас. Вы же знаете, что мой друг Харвей Грив попал в беду?
— Большую беду, — кивнула она.
— Правильно. И еще вы, должно быть, знаете, что я пытаюсь помочь ему.
— Это все знают.
— Совершенно верно. И при этом думают, что я зря стараюсь, поскольку Грив виновен. Вы встречаетесь со многими людьми и знаете все слухи. Так и в самом деле все думают?
Генриетта указала на пятидолларовуго бумажку в моей руке.
— Я отвечу и вы заплатите четыре доллара?
— Я плачу вперед. Берите, потом отвечайте.
Она взяла бумажку, опять повертела ее и осмотрела с обеих сторон, потом засунула в карман юбки и сказала:
— В суд я не пойду.
— Нет, конечно. Это только дружеский треп.
— Много людей говорит, что мистер Грив убил его. Но не все. Некоторые говорят, что убили вы.
— Сколько таких?
— Может, три или четыре. Вы знаете Эмми?
Я сказал, что знаю. Так называли Эммета Лейка, погонщика скота с ранчо «Бар Джей-Эр», постоянного клиента Генриетты.
— Только не уверяйте, что он говорит такое.
— Не он. Он говорит, что слышал такое от гостя мистера Фарнэма.
— Я знаю, но Эмми отказывается называть его. Может вы поделитесь со мной своими мыслями?
— Моими мыслями? Ха!
Я одарил ее своей самой неотразимой улыбкой.
— Готов держать пари, что у вас очень много мыслей.
— На что?
— О, даже подумать страшно. Послушайте, Генриетта, я ведь знаю, что у вас всегда ушки на макушке. В прошлом году он провел здесь шесть недель — я имею в виду убитого. Он говорил мне, что кое-что у вас приобрел.
— Один раз с мистером Фарнэмом.
— Он говорил о ком-нибудь?
— Я забыла.
— Но вы вряд ли забыли, что другие говорили о нем на этой неделе, поскольку его убили. Вот мой самый главный вопрос. Я не прошу вас называть имена; скажите только, что о нем говорили.
Я достал из бумажника десятку и показал ей
— Это поможет мне помочь мистеру Гриву. Скажите, что вы слышали.
Глаза Генриетты впились в бумажку, потом уставились на меня.
— Нет, — бухнула она.
И стояла на своем, как я ее ни уговаривал. Десять минут спустя я смирился с поражением и упрятал десятку в бумажник. Даже предложи я ей двадцать долларов или сто, Генриетта держала бы рот на замке; она настолько боялась быть вызванной в суд, что даже поклянись я на дюжине седел, что так не случится, не поверила бы мне. Я отчалил от нее и обвел взглядом остальную публику. Из полутора десятка сновавших по залу людей я не знал по имени лишь троих. Решив, что ни кого здесь расколоть мне не удастся, я двинулся в Вуди-холл.
Снаружи Вуди-холл превосходил по размерам магазин Вотера, а внутри был разделен на три части. В центральной, напротив входа, располагались стеллажи и прилавки, где была выставлена, в том числе на продажу, всякая всячина, имеющая отношение к культуре. Грампластинки, книжки, репродукции картин и рисунков, бюсты великих людей, факсимиле Декларации независимости и прочие экспонаты вроде Библии на армянском языке; большинство в одном экземпляре. Редко кто покупал здесь что-нибудь. Вуди как-то признался Лили, что от продажи получает около двадцати долларов в неделю Главный же доход приносили ему кинотеатр, размещавшийся в левой части здания, и платный танцевальный зал, открытые только по субботам.