На эти археологические раскопки у нее ушло часа два.
Теперь можно было попытаться из ошметков и обрывков составить хотя бы приблизительную картину.
Клавдия переложила папки с тремя другими делами в сейф и раскрыла дело Кожиной, вернее то, что от него осталось.
И уже предвкушая разоблачение, стала читать.
Но чем больше вчитывалась в корявый почерк Далматова, чем больше разбирала его безграмотные слова, тем быстрее уходило предвкушение и на его месте возникало разочарование.
То есть, конечно, странное разочарование, потому что в деле все было хоть и бестолково, но законно. Никаких подмен, никаких фальсификаций. Кожину арестовали за воровство у иностранцев. Было и заявление некоего шведа Бьерна Люрваля. И даже его домашний адрес и телефон.
Клавдия тут же позвонила.
Ответила женщина на ломаном русском.
Тема была деликатная, поэтому Клавдия только представилась и попросила передать господину Люрвалю, чтобы он перезвонил по номеру такому-то.
— Вы не из прокуратуры? — спросила вдруг женщина.
Что было делать, Клавдия призналась.
— А что вас интересовает?
— Я бы хотела обсудить это с господином Люрвалем.
— Ничего, ничего, я все знаю. Я его сестра. Можете спрашивать.
— Скажите, он, насколько я понимаю, писал заявление?
— Да, его обворовала проститутка.
— Он был на опознании?
— Опознание? Что это?
— Ему показывали ее?
— А разве ее поймали?
— То есть в милиции он больше не был?
— Нет.
Ага. Значит, дело заведено по этому заявлению. Интересно, а остальные дела с показаниями иностранцев с опознанием?
Клавдия посмотрела в перечень документов. Эти материалы составлял совсем другой следователь. Как они попали к Далматову? А вот и ответ: постановление объединить дела номер такой-то и такой-то в одно. И кто издал такое постановление? Прокурор района. А почему?
А вот представление следствию. А кто его написал?
Клавдия всмотрелась в печать и подпись. Савелов…
Клавдия тихо закрыла папку.
И чувство жалости к нерасторопному, туповатому Далматову сменилось чувством вины. Его можно было винить за все — за халатность, за безграмотность, грамматическую и правовую, но только не за злой умысел. Дело было у него всего-то три дня. А завели его в отделении. И завел как раз тот самый Савелов.
А что теперь с него спрашивать? И как?
Почему-то Клавдии стало легче. Неожиданно тяжесть последних суток ушла, хотя вопросов теперь возникло куда больше.
Если не Далматов, то кто?
Клавдия уже успела расспросить всех здесь, не появлялся ли вчера Порогин.
Все в один голос твердили — нет.
Клавдия, впрочем, не придала этому большого значения. По прокуратуре можно было пройти вовсе не замеченным. Но если Игорь здесь действительно не появлялся? Тогда просто мистика. Кто мог знать, что он едет в районку? Кто перехватил его по дороге?
У Клавдии вдруг пересохло в горле.
Тот же, кто перехватил Ирину!
Но кто? Кто?!
Она уже вынула дела из сейфа и стала заполнять протокол изъятия, когда зазвонил мобильный телефон.
ГЛАВА 11
Клавдия не сразу нашла его, почему-то дрожали руки.
— Алло.
— Клавдия Васильевна…
— Ириша! — взвизгнула Клавдия, — ты куда пропала, негодяйка моя?..
— … меня внимательно.
У Клавдии перехватило горло. Ирина не слушала ее. Она говорила, как заведенная, немного растягивая слова.
— Вам надо привести Кожину на то же место, в то же время. Никаких слежек, никому не сообщать. Речь идет о вашей семье.
Клавдия ничего не поняла. Она не в силах была хоть что-нибудь понять. Ирина с ними?! Чушь какая-то… Она себя все время спрашивала, кто мог знать то или это. Она и мысли не допускала о чем-либо недостойном со стороны Ирины.
У Клавдии рука сжалась так, что телефон скрипнул жалобно.
И вдруг она явственно услышала в трубке щелчок, буратинное бормотание, потом снова щелчок и:
— Клавдия Васильевна, слушайте меня внимательно. Вам надо привести Кожину на то же место, в то же время. Никаких слежек, никому не сообщать. Речь идет о вашей семье.
И все. Гудок.
Выходит, все так серьезно? Выходит, серьезнее некуда? Выходит, они объявили настоящую войну?
Семья…
Клавдия снова схватила трубку и набрала домашний номер.
— Алло, эт ты, ма? — лениво спросила Ленка.
Клавдия терпеть не мола это ее пэтэушное произношение, но сейчас милее слов она и представить не могла.
— Лен, отец дома?
— Не-а.
— А Макс?
— Спит. Ты ж знаешь, он всю ночь торчал в своем Интернете.