Господин Зайдлер или Зайслер усмехнулся:
— А чем вы занимались последнее время?
— Два года я отсидел в тюрьме, — сказал Даллов, стараясь, чтобы голос его не дрогнул и не выдал смущения.
Мужчина за письменным столом, кажется, не удивился. Он всего лишь захотел выяснить причину ареста.
— Я сыграл на пианино одну песню, — сказал Даллов, — собственно, это было танго.
Вот теперь Зайдлер или Зайслер удивился. Он с недоумением улыбнулся Даллову и задумался. Потом глаза его сузились, он переспросил:
— Танго, говорите?
Даллов кивнул:
— Да, старая такая песня «О, твои губы алые…». Может, слышали когда-нибудь?
Мужчина пришел в замешательство.
— И вам, — спросил он, — дали два года?
— Точнее говоря, — перебил его Даллов, — двадцать один месяц.
— Может, это все-таки было антигосударственное танго, а, господин Даллов? — спросил начальник отдела кадров, слегка наклонившись вперед.
— Таково было мнение судьи, — подтвердил Даллов.
Зайдлер или Зайслер улыбнулся теперь довольно и спокойно. Откинувшись назад, он весьма иронично спросил:
— Вы продолжаете петь подобные песни?
— А я никогда не пел. Я только аккомпанировал на пианино. Но я и на пианино больше не играю.
Человек за письменным столом одобрительно кивнул. Взяв у Даллова документы, он просмотрел их, продолжая разговор:
— Правда не играете? Это подтверждает мою точку зрения. На прошлой неделе я поспорил с нашим директором, действительно ли тюремное наказание перевоспитывает человека, исправляет его, делает лучше. Директор сомневался. Для него смысл наказания в самом наказании, и только. Он не верит в исправление. Вот удивится, когда я вас ему представлю. Вам кажется все это странным, господин Даллов? Видите ли, для консервного завода тут отнюдь не теоретический вопрос, а самый что ни на есть практический. Знаете, сколько процентов наших рабочих пришли сюда после тюрьмы?
Даллов увидел, как его страховой полис подрагивает в руках багроволицего кадровика. Алкоголик, подумал он. Интересно, сколько процентов тут алкоголиков?
— А кем вы до этого работали в университете? — поинтересовался кадровик. — Тоже шофером? Тут неразборчиво написано.
— Я историк, — сказал Даллов. — Сначала был студентом, потом научным работником. — Заметив разочарование кадровика, он совсем уж некстати добавил: — Я занимался девятнадцатым веком, началом рабочего движения.
Кадровик неприязненно бросил документы на стол.
— Вот как, — только и сказал он.
Потом он собрал документы и передал их Даллову.
— А почему бы вам не попробовать устроиться в университете? Нам историки не нужны. Вот через три года — тогда другое дело. У нас будет двадцатипятилетний юбилей завода. Вы смогли бы помочь нам подготовить альбом. Так что заходите через три года, если вас это заинтересует. Получите от меня все необходимые материалы.
— Мне хотелось бы устроиться шофером. Историей я не хочу больше заниматься.
— Ах, так вы бросили прежнюю профессию? Да, на вас наказание повлияло довольно странным образом. Вот уж наш директор подивится, если узнает об этом. Что же вы еще бросили?
— Я хочу устроиться шофером, — резко оборвал его Даллов. — Нельзя ли ограничиться этой темой?
Кадровик откашлялся и сочувственно улыбнулся.
— Жаль, но предложить ничего не могу, — сказал он наконец. — Нам сейчас не нужны шоферы. Обратитесь куда-нибудь в другое место.
— Но ведь у заводских ворот… — возразил было Даллов.
Кадровик перебил его:
— Это объявление устарело. Я сейчас же распоряжусь о замене.
Он встал, подошел к двери, распахнул ее. Даллов тоже поднялся, однако на пути к двери остановился и спросил.
— Может, у вас есть для меня что-нибудь другое? Вам же нужна рабочая сила?
Зайдлер или Зайслер огорченно качнул головой.
— Жаль, но нам больше ничего не нужно. У нас всего достаточно.
— Вам повезло, — съязвил Даллов.
— Верно, — отозвался кадровик. — Желаю удачи.
У заводских ворот Даллов взглянул на деревянный щит с объявлением о найме, перечитал, рабочие каких специальностей нужны заводу. Увидев вахтера, он направился к нему, но потом повернулся и вышел из ворот, ничего не сказав вахтеру.
В тот же день он побывал на игрушечной фабрике и в книжном коллекторе, но и тут внезапно шоферы больше не требовались.