Теперь все говорили о писателях, о воззваниях чешских литераторов, о пространных и весьма полемичных заявлениях местных авторов, опубликованных в газетах. Даллов встал, чтобы посмотреть книги в шкафу у хозяйки.
Когда позднее он стоял с сигаретой у открытого окна, к нему подошел один из мужчин, который перед этим обращался к нему, и попросил прикурить. Мужчина тоже смотрел в темноту и вдруг сказал:
— Я вам не верю. Я не верю, что вам нечего сказать насчет событий в Праге.
— Понятно, — отозвался Даллов.
Он осторожно стряхнул пепел с подоконника, потом проследил за трамваем, который появился между домов, расчищенных развалин и снова исчез.
— Вы же интеллигентный человек. Или вы боитесь говорить?
Даллов взглянул на него. Собеседнику было лет тридцать, у него явно намечались лысина и брюшко. Если Даллов правильно расслышал, когда их представляли, он работал инженером. Снисходительно улыбнувшись, Даллов сказал:
— Я два года отсидел в тюрьме.
Ответ обескуражил собеседника. Он проговорил с удивлением:
— Ну и что?
Даллов не ответил. Раздавив сигарету о стену за окном, он выбросил окурок на улицу и подошел к Эльке.
— Очень скучаешь? — спросила она.
— Не больше обычного, — ответил он и погладил ее по руке.
Одна из подруг Эльки подсела к ним и, широко улыбаясь, обратилась к Даллову.
— Вы действительно пишете роман? — поинтересовалась она.
— Пытаюсь, — сказал он и посмотрел на Эльку.
— А о чем вы пишете? Про что роман? Про любовь? — продолжала спрашивать она.
Даллов повертел в руках рюмку, подумал.
— В общем-то, про любовь, — согласился он. — Герой у меня идиот. В конце концов он получает по заслугам. Вот, собственно, и все.
— Неплохо, — саркастически сказала подруга. — Надеюсь, книжка будет веселой. Люди предпочитают покупать у нас в магазине веселые книги.
— Смешной будет книга, — пообещал Даллов, — уморительно-смешной.
— Прекрасно, — сказала она и встала, — если она будет удачной, я с удовольствием буду ее продавать. Постараемся ради вас.
Когда подруга отошла от них, Элька тут же отняла свою руку.
— Постыдился бы, — сказала она.
Даллов ничего не ответил. Он лишь шумно вздохнул.
— Ты бестактен и несправедлив, — тихо добавила она, — никто из них не виноват в том, что тебя посадили. И я не виновата.
Она говорила так тихо, что Даллову казалось, будто она разговаривает сама с собой.
— Этого я и не утверждал, — возразил Даллов.
— Но ведешь ты себя именно так. Причем не только сегодня вечером.
Даллов промолчал. Он знал, что несправедлив, а ведь он вовсе не хотел обижать Эльку.
— Извини, — вымученно сказал он и взял ее за руку, — не в этом дело…
Элька не дала ему договорить.
— У тебя есть проблема, вот и решай ее, — сказала она, — а ко мне придешь после.
Он с удивлением повернулся к ней.
— Ты меня гонишь? — спросил он упавшим голосом.
— Только не надо сцен, — сказала она тихо, но твердо.
Следующим утром, в девять часов, он уже сидел перед Рёсслером. Тот попросил его немного подождать. Он порылся в бумагах на письменном столе, вышел в приемную, переговорил с секретаршей. Вернувшись, он подсел к Даллову за круглый столик для посетителей. Он спросил у Даллова насчет работы и поморщился, когда услышал ответ. Затем поинтересовался его планами и недоверчиво покачал головой на ответ Даллова, что у него нет планов. Рёсслер молча, озабоченно разглядывал Даллова, а тот терпеливо ждал, чтобы Рёсслер сообщил наконец, зачем позвал.
В кабинет зашла Барбара Шлейдер и принесла две чашки кофе. Ставя чашки, она ободряюще подмигнула Даллову.
— Мы с тобой еще увидимся? — спросил ее Даллов.
— Всегда тебе рада, — ответила она многообещающим голосом.
Когда она выходила из кабинета, Даллов посмотрел ей вслед. Он достал из кармана пачку сигарет, но тут же сунул ее обратно, заметив гримасу на лице Рёсслера.
— Мы тут подумываем, — медленно и значительно проговорил Рёсслер, — не взять ли тебя обратно.
Даллов удивленно поставил чашку на стол.
— Правда? — недоверчиво спросил он.
— Что ты на это скажешь? — поинтересовался Рёсслер.
Даллов задумался. Предложение было неожиданным. Ему казалось, что с этой частью его жизни покончено навсегда, но вопрос взбаламутил его. Поразмыслив, он едва заметно качнул головой.