Однажды в среду Даллов заметил одного из двух мужчин, которые донимали его в Лейпциге. Мюллер или Шульце, вспомнил он. Оказавшись у столика, за которым этот мужчина сидел, видимо, с женой и сыном, Даллов спросил:
— Мюллер или Шульце?
— Мюллер, — охотно отозвался мужчина. Тут он узнал Даллова и смутился. Он рассеянно взял чашку, но сейчас же поставил ее обратно на стол, посмотрел на жену, потом на Даллова.
— Добрый день, господин Мюллер, — сказал Даллов, приветливо кивнул и отошел от столика.
Мюллера он больше не видел. Возможно, он был из тех отдыхающих, что приезжали на остров лишь на один день. Они приплывали с первым утренним паромом и обрушивались на остров, как саранча. Они занимали все ресторанчики, толпились в деревенских лавчонках, фотографировали маяк, стояли в очередях за мороженым, а под вечер собирались на пристани, чтобы кинуться с боем брать свободные места, когда подойдет паром.
Комнатушка Даллова была обставлена скудно, тем не менее было тесновато, даже эта убогая мебель занимала слишком много места. Он купил себе настольную лампу, поскольку та, что висела на стене, освещала скорее потолок, нежели комнату, и читать было слишком темно. Когда он укладывался спать, приходилось отодвигать столик к платяному шкафу, чтобы разложить софу. Софа была старой, ее зеленая материя до того протерлась, что просвечивал белый поролон. Когда Даллов, занимая комнату, указал на это Карле, как бы здешней домоправительнице, та лишь проворчала:
— Она же двуспальная.
Она сказала это безо всякого намека, просто констатируя факт, и Даллов поначалу ничего не понял, но потом сообразил, что имела в виду Карла.
Первое знакомство завязалось уже через несколько дней после того, как он въехал в свою чердачную каморку. За одним из столиков, который он обслуживал, сидели две студентки; они опоздали на паром и потому спросили, нет ли где свободной комнаты. Даллов ответил, что, к сожалению, помочь ничем не может. В шутку он предложил устроить любую из обеих на ночь у себя. Девушки захихикали, расплатились и вскоре ушли. Минут за двадцать до закрытия ресторана одна из этих девушек вновь уселась за его столик. Даллов узнал ее и с удивлением спросил, чего она хочет. Она ответила:
— Я согласна.
Она улыбнулась Даллову, а он даже не сразу и понял ее. Наконец он велел подождать на улице.
Когда ресторан закрыли и все столы убрали, он разыскал девушку и привел к себе. Она разделась, вымылась, ничуть его не стесняясь. Он с интересом и удивлением следил за ней.
— Не ожидал? — спросила она, ложась к нему.
— Нет, — признался он, — но я ко всему готов, ведь лежанка-то двуспальная.
Он шлепнул по софе.
Девушка рассмеялась и сказала, что ее зовут Маргарета.
— Хорошее имя, — отозвался Даллов, — хорошее имя для такой встречи.
Он положил голову ей на грудь, погладил ее.
Девушка провела у него три ночи. Ее подруга тоже нашла себе пристанище неподалеку. Правда, Маргарета сказала:
— Устроилась она похуже меня.
Вечерами девушки сидели за его столиком, а он обслуживал их и угощал.
После того как от Эльки пришел уклончивый ответ на его приглашение, он стал довольно часто пускать к себе девушек на ночь. Чтобы найти гостью на «двуспальную лежанку», от него не требовалось ни особенных усилий, ни особого красноречия. Достаточно было не отказывать, когда его спрашивали о ночлеге. Вскоре он заметил, что приезжавшие на остров девушки разыскивали именно его. Подруги давали им его фамилию и адрес. Даллова забавляло, что его рекомендуют как «комнату с мужчиной». Иногда приходилось даже отказывать, так как «двуспальная лежанка» бывала уже занята.
Он много разговаривал с девушками. Ему нравилась их беззаботность, хотя одновременно и сбивала с толку. Он не понимал, как эти девушки могли только ради ночлега сразу же ложиться к нему в постель, но на этот вопрос у него был лишь один банальный и ничего не объясняющий ответ — другое поколение. Себе же он твердил, что не несет ответственности ни за все это поколение, ни за каждую из девушек в отдельности. Он пользовался их доступностью, стал разборчивым, соглашался дать пристанище, лишь как следует разглядев в ресторане очередную просительницу, и перестал угощать девушек за своим столиком, а главное, следил теперь за тем, чтобы никто из них не оставался дольше чем на две-три ночи. Иногда он ночевал сразу с двумя девушками, но вскоре от подобных развлечений пришлось отказаться, так как повариха, жившая в соседней комнате, однажды возмутилась и устроила довольно шумный скандал. Серьезных разговоров с девушками он избегал. Он любил, когда они рассказывали о себе, о своих взглядах на жизнь, слушал их молча, с удовольствием. Он прямо-таки наслаждался их милой болтовней, наивностью. Если девушка пробовала с ним спорить, он только улыбался и успокаивающе поглаживал ее.