Сидя на своих кроватях, мы разглядывали покореженные и помятые ведра, у которых вместо ручек были привязаны крепкие веревки. Два пустых ведра предстояло наполнить до вечера пыльными гроздочками смородины. Две долгих недели изо дня в день придется просидеть среди серых пожухлых кустов.
Глава пятая
— Хорошо, хорошо. Но это еще не все.
— Это то, что я видел.
— Тогда вспомни, чего не видел.
— Это невозможно. Откуда мне знать.
— Постарайся. Ты видел многое. Больше, чем думаешь.
— Это было так давно.
— Нет. Твоя память все сохранила. Но если ты не будешь вспоминать, не продолжишь вязать эту бесконечную сеть, я кану в бездонную пропасть. Только тогда и тебя ничто не удержит.
— Все живое тленно. Нам всем придется умереть, и нас забудут.
— Неверно, совершенно неверно. Пошлая фраза. Пока существует человеческая память, ничто не было напрасным, ничто не тленно.
— Но тогда покой мертвых ничуть не лучше суеты живых.
— Конечно. Ведь и мертвые были когда-то живыми. Ты же не можешь их просто забыть. Что происходило тем летом?
— Я стараюсь вспомнить. Было…
— Что было? Говори!
Меня разбудили птичий щебет и жара. Я лежала неподвижно, не открывая глаз. Вспотевшей, невыспавшейся, мне было даже трудно дышать спертым, горячим воздухом. Все тело у меня как бы окаменело, а вены на ногах распухли, будто я целую ночь простояла. Я поглядывала на часы и, когда подошло время, встала, приготовила себе завтрак, выпила чашку кофе.
В тишине на кухне было слышно только громкое тиканье будильника. Я вымылась, оделась, накрыла стол для Пауля, поставила завтрак для господина Хорна на обшарпанный деревянный поднос. Перед уходом я постучалась к Паулю и дождалась, чтобы он ответил.
В магазине было душно. Я распахнула все окна и спустилась в подвал. Два дня назад тут раскололся бочонок с жидким мылом, оттого что шофер грузовика поленился отнести его и просто сбросил в люк. Каждую свободную минуту я теперь мыла пол, но все равно он оставался скользким, а вода мыльно пенилась.
В девять часов я отперла входную дверь для покупателей. Первыми пришли две старушки, которые живут этажом выше. Они купили немножко масла, муки и кофе, который я через жестяную воронку ссыпала в кофемолку и помолола. Говорили мы только о жаре. Обе старушки тоже пожаловались, что не могут спать.
Потом прибежали школьники. Они тайком удрали на переменке со школьного двора, чтобы купить печенья и штучных леденцов. Их выложенные на прилавок пфенниги были горячими и липкими.
Незадолго до обеденного перерыва пришли цыганки. Они бывали у меня дважды в неделю, по понедельникам и четвергам. Цыганки всегда появлялись за несколько минут до того, как я собиралась закрывать дверь. Как всегда, пришла старая цыганка с узким крючковатым носом и редкими почерневшими зубами, а сопровождали ее две цыганки помоложе, с черными космами. Они отходили в сторонку и дожидались, пока я отпущу товар остальным покупателям. Только после того, как те скрывались за дверью, старая цыганка приближалась ко мне. Она показывала пальцем, что ей нужно, я насыпала кульки, положив их на весы, пока цыганка не показывала знаком — мол, довольно. Цены я писала на бумажке, одну под другой. После каждой записи цыганка поворачивала бумажку к себе, недовольно глядела на цифры и низким, гортанным голосом произносила:
— Дорого.
Потом она возвращала бумажку мне и показывала своим желтым прокуренным пальцем на следующий товар. Молодые женщины продолжали стоять поодаль. Если они болтали или смеялись чересчур громко, старуха поворачивалась к ним и делала замечание. Она говорила с ними тихо, но строго, и женщины мигом умолкали.
Если приходилось что-нибудь доставать из подвала или подсобки, то дверь я оставляла открытой. Я не боялась, что цыганки меня обкрадут — они покупали у меня уже много лет, — просто делала это по привычке. Меня не обижало ворчание старухи, что все дорого. Я ее понимала.
Расплатившись, цыганки раскрыли у прилавка свои большие сумки и сложили туда продукты, дешевые конфеты, водку и сладкое красное вино. Потом они ушли. С порога старуха кивнула мне. Но лицо ее было неприветливым, будто она опять говорила: дорога жизнь, дорога.
Я закрыла за ними дверь и пошла в подсобку. Там я разобрала накладные и подготовила отчет для банка. Тем временем на плитке разогревался обед. Поев, я добавила товару на полки и спустилась в подвал, чтобы еще раз помыть пол. Я боялась, что продукты пропахнут мылом, поэтому тщательно терла во всех уголках. Пенистую воду я выплеснула прямо на тротуар перед входом. На горячих булыжниках вода быстро испарилась.