— Но хозяйство-то, — начал было опять старик, однако умолк под взглядом жены.
Больше они об этом не разговаривали. Но Даллов заметил, как отец, когда ему казалось, что сын смотрит в сторону, задумчиво глядел на него.
Под вечер, распрощавшись с родителями, он поехал к сестре. Мать дала ему гостинцев — домашней колбасы и свежих яиц. Когда он на прощание обнял родителей, отец лишь молча заглянул ему в глаза. Его взгляд был беспомощным, в нем читалась просьба. Но сын ничем не мог на нее ответить.
Даллов добрался до небольшого районного города, где жила сестра, уже совсем затемно. Он бывал здесь редко, так что дорогу пришлось спрашивать у прохожих.
Себастиан, муж сестры, открыл ему дверь и впустил в квартиру. Они смотрели друг на друга, молчали.
— Хорошо, что приехал, — сказал наконец Себастиан и обнял его. — Вот уж Герда обрадуется.
Он помог Даллову снять пальто, провел его в гостиную.
— Присаживайся, — сказал он и, не спрашивая, налил две полные рюмки коньяка.
Даллов полюбопытствовал, где же сестра; оказалось, она укладывает обеих дочек спать — тут он вспомнил, что не привез детям никаких подарков.
— А я от тебя ничего другого и не ожидал, — не удивился Себастиан, — маленькие девчушки никогда тебя не интересовали.
Даллов упросил Себастиана, чтобы тот дал ему взглянуть на племянниц, и получил от него плитку шоколада для подарка девочкам.
Когда он вошел в детскую, сестра вскрикнула, бросилась к нему, обняла. Он попытался успокоить ее ласковыми словами, попробовал слегка отодвинуть от себя, но она, вцепившись в него обеими руками и громко всхлипывая, продолжала целовать его. Девочки, сидя в кроватках, смотрели удивленно и испуганно то на мать, то на незнакомого мужчину.
Даллов погладил сестру по голове, ободряюще улыбнулся детям.
— Пусти-ка, Герда, пока совсем не задушила, — сказал он. — Дай я с твоими дочками поздороваюсь.
Сестра на миг отпустила его, но тут же вновь бросилась искать его руки, прижимать к себе его голову. Даллов поцеловал ее в волосы и осторожно высвободился. Он подошел к девочкам, сел на одну из кроваток, заговорил. Девочки никак не могли его вспомнить, они оставались серьезными и молчали, как ни пытался он их расшевелить. Даже когда он вытащил шоколадку, ни одна не улыбнулась и не потянулась за ней. Пришлось положить шоколадку на кровать.
— Они устали, — сказала сестра. — Мы весь день в Берлине были, с ног сбились.
Поцеловав девочек, Даллов вышел из детской. Он сел в гостиной, где сестра быстро накрыла на стол. Потом они долго сидели вместе, много пили. Они разговаривали о родителях, о своем детстве, о племянницах Даллова. И лишь когда он уже встал из-за стола, чтобы пойти спать, Герда сказала:
— По-моему, Петер, ты нам должен рассказать кое-что.
Даллов вздохнул.
— Не забывайте, — проговорил он, качая головой, — что мне уже несколько раз пришлось рассказывать эту историю. А прежде, чем рассказать в первый раз, я ее взаправду пережил. Так вот наскучила она мне еще тогда.
— Сядь-ка, — остановила его сестра, — во всяком случае, мне ты обязан ее рассказать.
— Только ведь каждый раз будто переживаешь все заново, — с болью проговорил Даллов и принялся рассказывать. Он старался быть покороче и похладнокровней, но вопросы сестры вынуждали его останавливаться, вспоминать подробности.
— Так из-за какой же песни ты попал за решетку? — спросил наконец Себастиан.
— Из-за старого танго — «Адиос мучачос».
— Знаю. «О, эти губы алые…» — обрадованно сказал Себастиан и попробовал напеть мелодию.
Даллов поморщился и кивнул.
— Танго, стало быть, — повторил Себастиан, как бы довольный этим обстоятельством, — так я и думал. Но, вообще-то, танго не играют на пианино. Тут нужен бандонион. Может, судья поэтому так разозлился?
Даллов подхватил:
— Может быть. Тогда я по крайней мере знал бы, за что отсидел два года. Но даже если это правда, то все равно вряд ли еще кому-нибудь обходилось так дорого одно-единственное танго.
— Ошибаешься, — сказал Себастиан. Он встал, снова наполнил рюмки и, держа бутылку в руке, пояснил: — Возьми любую статистику и увидишь, что на совести у каждого из этих старых печальных танго больше самоубийств, чем у всех распроэдаких красавиц-недотрог нашей страны, вместе взятых.
— Пора спать, — вставила сестра, пытаясь отобрать бутылку у мужа.
— Когда я работал на «скорой помощи»…
Даллов рассмеялся.
— Он все еще вспоминает те героические времена? — спросил он сестру. — Все никак не забудет свою «скорую помощь»?