— Никто меня так не зовет, — проговорила Бруклин, явно имея в виду то, как я назвала ее сокращенным именем.
Я расстроенно закрыла глаза. Еще одна оплошность.
— Извини.
— Нет-нет, — поспешно затараторила она, — все в порядке. Мне даже нравится. Просто я, ну, удивилась. — Тут она задумчиво уставилась в костер. — Такое чувство, будто я помню, как ты называла меня Брук, хотя мы никогда и не дружили.
Мысленно я обалдела. Неужели она начинает вспоминать другую нашу жизнь? Другой наш мир?
Я села рядом с Бруклин с другой стороны, надеясь, что она уточнит свои слова, но зря. Вместо нее заговорил Кэмерон, причем с точно таким же растерянным видом:
— Я тоже что-то помню. Что-то, чего вообще никогда не было, а я помню, будто было.
— Как картинка с двойным изображением, — подсказала я, чтобы он продолжал говорить.
Однако внезапно Кэмерон повернулся и посмотрел на меня в упор:
— Ты знаешь, что я такое.
— В смысле «что»? — нахмурилась Бруклин, но Ласк продолжал сверлить меня взглядом.
Однако ни ответить, ни объясниться я не успела — к нам подошла женщина с мягкими светлыми волосами и добрыми глазами. И я ее узнала. Не помню откуда, но узнала.
— Еда готова, — сказала она сразу всем нам и взъерошила Кэмерону волосы.
Он, по всей видимости, был совершенно не против, чему я удивилась вдвойне.
Когда женщина ушла, меня осенило:
— Святой ежик, Кэмерон! Это же твоя мама!
Он кивнул:
— И что тебя так удивляет?
Его мама умерла, когда ему было три года, и эта трагедия стала для него источником постоянной боли. Потому что мать умерла у него на глазах. Пожертвовала собой ради него. А забрал ее не кто иной, как Джаред. Кэмерон, который наполовину ангел и наполовину человек, видел его и не смог забыть. Это и стало главной причиной их изначальной вражды. Да и последующей тоже.
— Ничего. Просто я ее не узнала. Давно ее не видела.
Ласк стиснул зубы, аж желваки заиграли.
— Ты врешь.
— Кэмерон, — вмешалась Брук, — это невежливо.
— Может, и невежливо, — отозвался он, въедаясь в меня глазами, — зато правда. Моей матери здесь быть не должно.
Брук сдвинула брови.
— Вообще-то, ты прав. Я тоже это помню. Она умерла, когда ты был совсем маленьким.
Кэмерон, который редко показывает свои эмоции, провел рукой по лицу, накрыл ладонью глаза и сжал руку Бруклин, пытаясь справиться с самим собой. Я практически чувствовала, какая в нем поднялась боль при воспоминании о смерти мамы.
— Это было в другое время, — ободряюще проговорила я и накрыла ладонью руки Брук и Кэмерона. — То время изменилось. Этого никогда не было. Наверное. Я не сильно разбираюсь в том, как это все работает.
Дыхание Кэмерона вдруг сбилось, и из него полились мощные, искренние эмоции. Скрываясь за собственной ладонью, он плакал. Нет — рыдал.
Я была в таком шоке, что боялась пошевелиться.
Со слезами на глазах Брук обняла Кэмерона за плечи.
— Как такое возможно? — прошептала она, и я задумалась, сколько еще людей помнит две реальности.
Может быть, помнят только те, на кого смена миров повлияла сильнее всего? Тогда мы точно в их числе. Как и добрая половина жителей Райли-Свитч.
— Откуда я знаю, — продолжала Брук, — что ты ангел?
Кэмерон взглянул на нее покрасневшими глазами. В свете костра поблескивали слипшиеся от слез ресницы.
Брук кивнула:
— Да, я помню. И они тоже. — Она показала на людей, которые ходили туда-сюда и с любопытством глазели на нас.
Кэмерон промолчал. Наверняка до сегодняшнего дня не все в Ордене знали о нем, но в другой реальности — знали. Сто процентов.
Все это время за нами наблюдал Глюк, которые сейчас подошел ближе. Его походка казалась осторожной, а плечи были напряжены, словно он собирался с минуты на минуту дать деру.
— Мы были лучшими друзьями, — обвиняющим тоном начал он, глядя на меня. — Подружились с тех самых пор, как научились ходить. А ты меня вышвырнула из своей жизни, как мусор. Но когда-то раньше, там, где сейчас находятся наши воспоминания, мы оставались друзьями. Все делали вместе.
Ему однозначно было больно, и он не собирался меня прощать, а я даже не помнила, что именно натворила. Но вдруг воспоминания стали то ли возвращаться, то ли возникать. Я вспомнила, почему оттолкнула лучшего друга. Почему спряталась в раковину и накрылась волшебной мантией из безразличия и высокомерия. Я вспомнила, как кричала на Глюка в первом классе. Мы были в школьном дворе. Он пролил мне на футболку сок, и это стало долгожданным оправданием. Я набросилась на него и толкнула изо всех сил. А когда он попытался извиниться, совершила нечто немыслимое — ударила его на глазах у всей школы. И под всеобщий смех мое сердце разбилось на осколки. Я хотела, чтобы Глюк ушел. Я не хотела его любить. Если я не справлюсь и миру придет конец, я не хотела даже знать, как его зовут.