Пилкингс (приближаясь к воротам). Ладно, посмотрим, что скажет он сам. Послушай… э… вождь Элесин, тебя хочет увидеть одна женщина. Она тебе не родственница, так что я не обязан допускать ее к тебе. Но она принесла записку от твоего сына – он просит, чтоб я пустил ее; а ты-то хочешь увидеться с ней?
Элесин. Я понимаю, про кого ты говоришь. Значит, она узнала, куда меня упрятали. Да и неудивительно – мой позор так смердит, что мне даже при всем желании трудно было бы спрятаться, ищейки тут не нужно.
Пилкингс. Если тебе незачем с ней встречаться, то скажи – мы ее быстренько отсюда выпроводим.
Элесин. Мне все равно, пусть придет. Я уже свыкся со своим позором – к чему его скрывать?
Пилкингс. Ладно, я сейчас ее приведу. (Уходит.)
Джейн (сначала колеблется, но потом подступает почти вплотную к решетчатым воротам). Поверьте, Элесин, муж хотел сделать – да и сделал – как лучше.
Элесин (со странной пристальностью разглядывает ее, будто стараясь понять, кто она такая). Ты жена регионального инспектора?
Джейн. Да, Элесин. Меня зовут Джейн.
Элесин. Вон видишь? – сидит моя жена. Она молчит. Мой разговор – с твоим мужем.
Пилкингс (подходя к воротам с Ийалоджей). Вот твоя посетительница. Но ты должен дать мне честное слово, что не наговоришь глупостей.
Элесин. Честное? Ты сказал, что хочешь услышать от меня слово чести, белый?
Пилкингс. Да, вождь. Тебя называют человеком чести. Вот и дай мне честное слово ничего не брать у нее, если она попытается что-нибудь передать тебе.
Элесин. Ты же наверняка обыскал ее – обыскал так, как никогда не решился бы обыскивать свою мать. Да и тут, в камере, стоят за моей спиной два твоих змееныша, которые угрожающе выпучивают все четыре глаза, даже если мне только хочется почесаться.
Пилкингс. Ну а я сяду на это бревно и буду следить за тобой в оба глаза, даже если тебе захочется моргнуть. И все-таки я требую, чтобы ты дал мне честное слово ничего не брать у нее.
Элесин. Моей честью распоряжаешься теперь ты. Она заперта у тебя в ящике письменного стола, где лежит твой рапорт о сегодняшних событиях. А честь всего нашего народа перечеркнута строчками тех предательских договоров, которыми твои хозяева связали по рукам и ногам наших бесхитростных людей.
Пилкингс. Что ж, тебе видней, вождь. Я не хотел придерживаться буквы закона, но, раз ты ударился в политику, мне придется строго выполнять инструкции. (Проводит на земле черту концом веточки, которую он держит в руках.) Мадам, вы должны стоять за этой линией и не приближаться к воротам. Стража!
Констебли вытягиваются по стойке «смирно».
Если посетительница переступит эту черту, дайте мне знать свистком. Пойдем, Джейн.
Пилкингсы уходят.
Ийалоджа. Как отважно чванится перед голубем уж, похвалившийся выйти на битву с орлом!
Элесин. Мне не нужна твоя жалость, Ийалоджа. Я знаю – у тебя есть какое-то известие для меня, иначе ты не пришла бы сюда. Даже если это проклятия моих сородичей, я готов их выслушать.
Ийалоджа. Ты храбр с прислужником белого короля, который помог тебе укрыться от смерти. Вернувшись, я расскажу твоим собратьям вождям, как искусно ты сражаешься с ним – на словах.
Элесин. У тебя есть все основания презирать меня, Ийалоджа.
Ийалоджа (гневно). Элесин, я предупреждала тебя: тот, кто засеял чужое поле, рискует пожать лишь хлопоты и проклятия! Как ты посмел притвориться отцом, не посмев отправиться потом к праотцам? Кто тебя научил столь дерзостному притворству?
Невеста горестно всхлипывает, и, заметив ее, Ийалоджа еще презрительней обращается к Элесину.
Пустобрех-подорожник чванится пустоцветом, скрывая свою бесполую сущность, и мерзостно оскверняет плодородное лоно – да как ты решился на такое кощунство?
Элесин. Моя воля предала меня. Мои амулеты, мои предрешения, даже мой голос и мои заклинания не помогли мне, когда я должен был собрать все свои силы для последнего перехода. Ты видела, Ийалоджа. Ты видела, как я пытался одолеть прислужников чужака, чья тень преградила мне путь к небесным воротам, ввергнув меня в слепящую тьму, где я мгновенно заплутался, как беспомощный щенок. Мои чувства онемели, когда у меня на запястьях сомкнулись железные скрепы. Я не сумел спастись.
Ийалоджа. Ты предал нас всех, а не только себя. Мы тебе предлагали щедрые трапезы, достойные жителей иного мира, но ты предпочел земные объедки. Мы тебе говорили: ты великий охотник, львиная доля добычи – тебе; но ты скулил: я лишь пес охотника, меня привлекают отбросы и потроха. Мы ждали тебя из джунглей с добычей – буйволом на плечах, – но ты утверждал, что тебе по плечу убить лишь сверчка. Мы хотели, чтоб ты, раньше всех остальных, получал свою чашу искристого вина, которое выманивает из лесу духов, жаждущих урвать свою порцию до рассвета; мы готовили тебе столь хмельные напитки, что они свалили бы даже слона, но ты пьянел, лакая опивки, выдохшиеся за ночь на пиршеских столах. Мы думали, что тебе омывает ноги чистая, словно честь, предутренняя роса, но ты топтался в блевотине кошек, сожравших отравленных своим калом мышей, – у тебя хватало сил и решимости лишь на драку за гнойные помои мира.