Эта вещь находится на его вилле в Портовенере. Она примечательна не только своей редкостью, но и оригинальным устройством створок и ящичков, спрятанных за средними дверцами. Но в отсутствие хозяина дверцы всегда закрыты: прокурор позволяет им распахивать свои пленительные объятия лишь для себя одного. Придя домой, сняв строгий костюм, надев просторный халат и удобные лайковые домашние туфли, он торопится заглянуть в таинственное лоно «буля» с помощью крохотного ключика, который ревниво хранит в жилетном кармане. Вот он переоделся, повернул в замке ключик, и за распахнутыми дверцами бюро открылись другие, внутренние дверцы; а сам он уселся за стол и весь ушел в созерцание несравненной художественной композиции. Перед ним распахнулись двери Рая.
Бюро стоит у стены столовой, в полном одиночестве, как и положено антикварной мебели, а обеденный стол прокурора — как раз напротив. Таким образом, бюро все время у него перед глазами, и за едой он то и дело поглядывает на него: ведь приоткрытое чрево «буля» поистине полно чудес.
На правой от зрителя внутренней дверце вызывающе разлеглась, дразня своими формами, рельефная женская фигурка.
Де Витне восхищается кропотливой работой чеканщика и краснодеревщика, сумевших так зримо подчеркнуть волнующую округлость грудей и ягодиц юной особы, и он признает, что эти выставленные напоказ парные выпуклости и длинная пышная коса цвета старого золота, змеящаяся по спине до бесстыжих бедер, вполне отвечают его идеалу женщины.
Схватив позолоченный колокольчик, он энергично встряхивает его и громко восклицает: — Этторина, обед!
В свои сорок с лишним лет Этторина Фавити сохранила коренастую фигуру крестьянки, с детских лет день-деньской гнувшей спину и не выпускавшей из рук мотыги. Ей не было и десяти лет, когда отец приспособил ее к нелегкому делу — подрезать и прививать виноград, заставлял таскать камни и складывать их в вечно осыпающиеся ограды на крутых склонах между Риомаджоре и Манареа.
Она не только превосходно ведет дом и справляется с покупками, но сделалась также незаменимой помощницей в разных мелких делах и исполнительницей деликатных поручений.
Этторина поспешила явиться на зов хозяина, неся в высоко поднятых руках дымящуюся суповую миску. По жаркой погоде, а также по привычной небрежности она под куцым халатиком не носит белья, поэтому при каждом шаге виден прямо-таки взрыв цветущей плоти.
Де Витис в жизни не решился бы преодолеть барьер, отделяющий человека его положения от жалкой прислуги, но он вынужден признать, что непрерывное колыхание столь изобильного тела, упорно рвущегося наружу из-под скудных покровов, не оставляет его равнодушным; при условии, что его собственное тело, конечно же, полиостью в его власти. Он не сомневается: стоит ему поманить пальцем или просто подмигнуть — и это дитя природы будет у его ног. Возможно, она окажется совсем неопытной, и уж наверняка — растерянной и неловкой, но все же роскошной, полной влекущей тайны. Да, а что будет потом? С каждым днем Де Витис все чаще задает себе вопрос, ибо для него самое главное — последствия.
Впрочем, он всегда считал, что умышленно затянутое ожидание сладостнее, нежели само свершение; ведь за первым совокуплением может следовать лишь еще одно совокупление — и ничего больше, а неосуществленная мечта дарит куда более острые ощущения и к тому же не грозит постыдной неудачей.
Сквозь пар, поднимающийся над суповой миской, он следит за ленивыми движениями этой женщины, упивается каждым подрагиванием ее тела, но у него нет других желаний, кроме одного — просто любоваться ею, не ввязываясь ни в какие истории. Желание само по себе дает гораздо больше, чем обладание.
Этторина плавно разворачивается и берет курс на кухню, неся высоченную гору посуды, покачивающуюся в ее неутомимых руках; Де Витис не может оторваться от этого зрелища. Вдруг она оглядывается и ни с того ни с сего обращается к нему:
— Знаете, ваше превосходительство…
Де Витис вздрагивает от неожиданности. Ему вовсе не
хочется терять лицо. Захваченный врасплох, он быстро переводит глаза с ее колыхающихся округлостей на свою тарелку. Однако Этторина успела поймать его взгляд; с какой-то нарочитой медлительностью она повторяет:
— Знаете, ваше превосходительство…
— Ну что?
Де Витис, конечно же, не смутился: он у себя дома, а его дом — вся провинция. Он отвечает сухо и, оторвав взгляд от пустой тарелки, устремляет его на полураскрытое чрево «буля». А она продолжает:
— Тут звонили из агентства…
— А, хорошо… пора уже, — негромко отвечает Де Витис.
— Сказали, квартира сдана.
— Пора уже, — только и повторяет Де Витис с явным удовлетворением.
— А съемщики люди приличные…
— Надеюсь!
— Надежные люди… и очень уважаемые… — Дальше?
Ему хочется узнать о них побольше. Нельзя осуждать его за это, ведь флигель примыкает к его дому.
— В агентстве говорят, что они из Рима.
— Ну хорошо, а какого возраста, женаты ли?
— Женаты… то есть точно там не знают, сказали только, что детей нет.
— Молодые?
— В агентстве думают, что да, правда, сами они не появлялись, прислали секретаря.
— Секретаря? — Де Витис поражен; такое у него случается впервые. А Этторина продолжает:
— Говорят, им очень нужен покой…
— А кому он не нужен!
— И чтобы никто не мешал.
— Ладно, ладно…
Прокурор лишь кивает, увлеченный нахлынувшими мыслями. Она молода, дети под ногами путаться не будут — это уже замечательно. Лицо его светлеет, взгляд устремлен на распахнутое нутро «буля». Наконец, не сводя глаз с амурчика, развалившегося на средних дверцах, он кричит служанке, которая возится на кухне:
— Когда управишься здесь, сходи туда и наведи порядок. Сегодня пятница, двадцать девятое, они могут приехать уже завтра.
Этторина открывает входную дверь, а ее хозяин удобно устраивается в кресле перед «булем». Этторина закрывает за собой калитку, хозяин же принимается колдовать над дверцами и ящичками, пока наконец перед ним не открывается небольшое отверстие в задней стенке.
Тем временем Этторина уже хлопнула дверью флигеля, и Де Витис приникает к круглому отверстию, из которого льется мягкий свет. Там, за стеной, вскоре появляется Этторина, она расхаживает по роскошно обставленной спальне.
Забыв обо всем на свете, Де Витис вращает маленькое зубчатое колесико и поудобнее располагается в кресле. Спектакль начинается.
4
Исключительная возможность. Победоносная каравелла. Роскошь, которая стоит слишком дорого
Лигурия — область обособленная, горы, укрывающие от холодных северных ветров, и постоянно дующий бриз делают ее климат удивительно мягким. Благодаря столь редким климатическим условиям, растительность здесь покрывает даже те места, которые в других широтах оставались бы бесплодными. Неудивительно, что многие желают посетить эти края даже зимой. А о лете и говорить нечего.
Однако о супругах Конти, летящих на полной скорости по изгибам примореного шоссе навстречу дивному краю, нельзя сказать, что они отправляются на отдых; во всяком случае, глава семьи сильно в этом сомневается.
Франко Конти, с необычайной поспешностью переведенный из Рима в прокуратуру одного из городов Лигурии, еще не понял причины своего внезапного перемещения. У чиновников министерства юстиции, во всяком случае, у немолодых, есть негласное правило: во всем находить приятную сторону. Но его новая должность не обещает ни радостей, ни развлечений. После двадцати лет прозябания в министерстве стать заместителем Де Витиса, старого товарища по факультету, — такую пилюлю проглотить непросто.
Он и Де Витис вместе поднимались по ступенькам служебной лестницы, но, когда дошло до высоких постов, доктору Конти, ставшему вечным заместителем, припомнили его демократические симпатии и позицию, занятую им в конфликтах с профсоюзами. Его заподозрили в либерализме — вот почему он все время пребывал на второстепенных должностях. А Де Витис, ревностный хранитель существующего порядка, круто взмыл вверх.