Она села на диван, платье натянулось, и доктор Меркер снова увидел в высоких, до бедер, разрезах ее длинные стройные ноги. И снова поймал себя на мысли: а есть ли на ней что-то под платьем? От этой нелепой мысли он явно нервничал. В подобной ситуации ему прежде бывать не приходилось.
– Вы влюблены в Бэтти Харперс? Доктор Меркер вздрогнул.
– Нет! С чего вы взяли?
– Вы с таким же успехом могли бы влюбиться в черную пантеру – она столь же непроницаема. Но она-то к вам как прилипла!
– Вам это не нравится, Янг?
– Да.
Ее откровенность обескураживала. Этим коротким «да» она безо всяких колебаний признавалась, что Меркер для нее не просто случайный гость. Но Меркера это не подстегнуло, а скорее сковало. Он не знал, как ему теперь себя держать.
– Знаете, вы первый европеец, которого я принимаю на своей джонке, – как бы между прочим сказала она. – В действительности скрытый смысл ее слов был ему ясен. – Не думайте, что мы встретились только благодаря посредничеству Тиня. Я сама пригласила бы вас. Ну, может быть, не так скоро. Я человек очень недоверчивый, Фриц.
Доктор Меркер почувствовал, как покрывается испариной. «И ты, скотина, еще считаешь себя мужчиной, – подумал он. – Сидишь напротив красивейшей из женщин с идиотским видом мелкого чиновника, перед которым разгуливает неглиже жена его генерального директора, решившая его соблазнить. Встань, подойди к ней, подними с дивана, поцелуй. И тогда случится одно из двух: либо она даст тебе пощечину и велит вышвырнуть с джонки, либо обнимет и ответит на поцелуй. И от этого все в мире изменится – и в тебе тоже!»
Но его удерживал страх перед западней, которую мог устроить ему Тинь. Этот азиатский мир слишком таинственен и загадочен, чтобы в него войти безо всяких колебаний, словно бросившись в омут с головой. Он сидел и безмолвно смотрел на нее.
– Я тоже… – выдавил он наконец из себя.
– Что это значит?
– Я тоже недоверчив, Янг.
– Потому что вам так много известно…
– Нет. Потому что мне ничего не известно!
– Я хочу рассказать вам одну историю, Фриц.
Она откинулась на спинку дивана. Облегающее красное платье еще больше натянулось на бедрах и на груди. «На ней действительно ничего, кроме платья, нет», – словно жаром обдало Меркера.
– Я знала одного вашего коллегу – врача, доктора Мэй Такуна. Он родился на одной из этих джонок, был настоящим «водным китайцем», но решился на совершенно невероятный шаг: он оставил семейную джонку, отправился в Кантон и Шанхай, изучал там медицину, а потом продолжал учебу в Лос-Анджелесе и во Фрейбурге, у вас в Германии. И вернулся с тремя дипломами: китайским, американским и немецким! Согласитесь, гений!
– Случай действительно редчайший! – сказал доктор Меркер.
– Он вернулся в Яу Ма-теи, будучи верным традициям «людей воды». Купил себе новую джонку и открыл врачебную практику – он стал первым настоящим врачом в Плавучем городе! Не знахарь, не шаман, не ворожей, не шептун – а настоящий врач! У него на джонке был даже рентгеновский аппарат. Его не просто любили, его обожествляли. Тысячи людей он лечил бесплатно или получал в благодарность за труды курицу, съедобных змей, рыбу, пироги с рисом, картошку или корзину овощей. Он женился на дочери паромщика, и у них родилась дочь, которую назвали Мэйтин – «Белоснежное небо». Он считал себя счастливейшим из людей. Его очень часто приглашали к больным, он много видел и слышал, вот и становился год от года все более задумчивым, серьезным и замкнутым.
И вдруг его жена погибла… Возвращаясь от отца, который жил на острове Лантау, она упала с парома за борт. Доктор Мэй Такун больше никогда ее не видел: наверное, унесло в море, где ее сожрали акулы. Доктор Мэй никогда с тех пор о ней не говорил, но смерть жены его сломала. Он начал пить. Сначала вино, потом виски, водку – а сейчас все что придется! Мэйтин, дочь доктора, была светом его глаз: он разрешил ей закончить среднюю школу на суше. Она никогда не оставалась одна, рядом с ней всегда были двое юношей с соседних джонок, которые ходили в ту же школу.
Янг взяла свой бокал, отпила глоток и взглянула на доктора Меркера. Ее дивное лицо походило на хрупкую китайскую фарфоровую маску. «Вот возьму и скажу, что я безумно в нее влюблен, – подумал Меркер. – Если я не последний идиот, я не могу этого не сказать!»
– Однажды вечером, когда Мэйтин вернулась с суши на джонку, доктор Мэй увидел ее такой впервые: с остекленевшими глазами, тупым взглядом, с застывшим лицом и судорожными движениями. Она все время беспричинно смеялась. Говорят, он зарычал как раненый зверь и сорвал с дочери платье. Впервые в жизни он избил ее, избил так, что она потеряла сознание. И тогда он осмотрел ее тело сантиметр за сантиметром. И обнаружил два следа от уколов. Это было доказательством того, что Мэйтин накачивается героином.
Доктор Мэй сел в весельную лодку и погреб к тем джонкам, где жили родители юношей, ходивших в одну школу с Мэйтин. Их бедные родители были сами не свои: сыновья не возвращались с суши и не давали о себе знать, причем безо всякой видимой причины; а это для «водных китайцев» верный знак того, что произошло нечто страшное. Короче: оба этих юноши так и не вернулись на джонки, и ни слуха о них, ни духа.
Янг Ланхуа допила свой бокал и сильно откинула голову. Доктора Меркера словно обожгло.
– Они… погибли? – спросил он неуверенно.
– Кто это знает? Полиция зашевелилась лишь после того, как выяснилось, что девятнадцать юношей и девушек из класса Мэйтин – наркоманы. Но кто снабжал их героином и кто посадил их на иглу, так и осталось тайной. А девять человек из девятнадцати бесследно исчезли, как и друзья Мэйтин!
– Ужасно! И ничего не удалось узнать?
– Есть два существенных момента, которые необходимо иметь в виду: во-первых, речь идет о «водных китайцах». Когда их становится меньше, начальство на суше даже довольно! Врач вроде доктора Мэя, который продлевает им жизнь, фигура для чиновников неугодная. А во-вторых, с чего начинать расследование? Вы Гонконг уже довольно хорошо знаете! Найдите-ка одного-единственного дилера, когда тысячи парней такого сорта шныряют туда-сюда по городу! Вы знаете район Ванхай? Это несколько севернее Джордан-роуд в Коулуне. Попробуйте разыскать там нужного вам человека, если вы не знаете его точного адреса. Если не за что зацепиться – напрасный труд.
Янг не сводила с доктора Меркера глаз, и тот не знал, на каком он свете.
– Доктор Мэй больше не отпускал дочь на сушу, он запер ее на своей джонке. Она вынесла это заключение без обычных при отказе от наркотиков мучений и конвульсий. Оказалось, что уже слишком поздно для ее излечения: через полтора месяца она умерла, четыре недели пролежав в коме. Когда девушку вскрыли, оказалось, что ее печень абсолютно разложилась.
– Боже мой! – Доктор Меркер вскочил с места. – Когда это случилось?
– Три года назад. Задолго до убийств и смертей женщин-убийц от разложения печени. Тогда к смерти Мэйтин отнеслись как к любой другой. Больная печень у человека, употреблявшего героин, – что в этом необычного? Но для доктора Мэя со смертью дочери эта история не закончилась. О запил, забросил свою практику, у него, как у алкоголика, отняли врачебную лицензию, он опустился, живет на какой-то полузатонувшей джонке и все-таки надеется раскрыть страшную тайну смерти собственной дочери и исчезновения ее одноклассников. Он связывает свою надежду только со случаем. Случай – он один может тут помочь! И вот случай представился…
– Каким же образом? – хриплым голосом спросил доктор Меркер.
– Он явился в обличье немецкого врача доктора Фрица Меркера.
– Силы небесные! Чего вы все от меня ждете?! Я же ничего не знаю!
– Хотите познакомиться с доктором Мэем, Фриц? – спросила Янг, не обратив внимания на его протест.
– С большим удовольствием.
– Поедем к нему после обеда. Его джонка в двух улицах отсюда. Он знает, что вы сегодня у меня.
Доктор Меркер вытер лицо обеими ладонями. На пальцах остался холодный клейкий пот. Неясные догадки Тиня начали приобретать законченные очертания. Разложению печени предшествовало искусственное заражение, связанное с изменением человеческой личности, да, всей личности. Человек превращался в совершенно безвольное существо, марионетку в руках неизвестного преступника.