Илона Волынская, Кирилл Кащеев
Смерть и побрякушки
Глава 1
Хороша. Как всегда. Марина почувствовала привычный укол глухой зависти и столь же привычно залюбовалась золотистой волной ухоженных волос и бежевым костюмчиком, безупречно облегавшим столь же безупречную фигуру. Вот только кроваво-красный платок на шее ярким, отвратительным диссонансом разбивал изящный ансамбль. Марина не могла понять, что в платке такого, но он вызывал омерзение и неконтролируемый страх. Марина потянулась, желая сдернуть пакостную вещь с шеи сестры, но ее пальцы лишь хватали пустоту. Алена покачала головой и шагнула навстречу, вытянув напряженные руки, словно держала что-то тяжелое. Но на руках у нее был лишь легкий клуб молочно-белого тумана, а вокруг них, вокруг этого нежного и какого-то очень беспомощного туманного облачка роилась мгла. Липкие, жадные щупальца мглы осторожно, будто пробуя на вкус, касалась облачка. А Алена, прикрывая туманчик, пыталась защитить его от недобрых прикосновений. Ее лицо исказилось гримасой, а широко распахнутые глаза смотрели на Марину настойчиво и моляще. Когда-то Марина уже видела подобное мучительное выражение на лице младшей, но вот только когда? Она на мгновение задумалась, пытаясь вспомнить, а Алена все так же настойчиво тянулась к сестре, словно пыталась впихнуть белое облачко ей в руки. «Но это же только туман, ничто!» — воскликнула Марина. «Это — все!» — шепнул тихий голос.
Когда нахальное поросячье хрюканье раздается возле самого вашего уха, фигушки вы не проснетесь! Марина резко села во взбаламученной постели и уставилась безумными глазами на ходящий ходуном маленький розовый пяточек. Умильные глазки свинки-будильника с укором воззрились на хозяйку.
— Выключая, выключаю, — хриплым со сна голосом пробормотала Марина, нажимая кнопочку на мягоньком пузике. Еще на мгновение она вжалась лицом в пушистое тепло подушки, потерла глаза дрожащей рукой.
— Приснится же такое, — Марина отбросила одеяло, сунула ноги в тапки и пошлепала в ванную.
По утрам она всегда чувствовала себя препаскудно. Утро — время вообще гадостное. Время, когда надо выволакивать свое бедное, так и не отдохнувшее тело из теплой уютной постели, ставить его вертикально и гнать на бесчисленные садистские процедуры, вроде застилания кровати и контрастного душа. Впрочем, кружка горячего крепкого кофе и долгое священнодействие над собственным лицом обычно вносили хоть какую-то приятную ноту в ежеутреннюю тоску. Но только не сегодня.
Сегодня кофе убежал и запакостил всю плиту. Марина кинулась вытирать коричневую жижу и, конечно, обожглась о решетку. Мало того, что маникюр недельной давности, так теперь еще и волдырь вскочит.
Марина бросила недовольный взгляд на свои руки. Ведь слово же себе давала вечером заняться ногтями! Как же! Приползла в половине двенадцатого, пять минут тупо пялилась в телевизор и отрубилась. Она вытащила из косметички флакончик, наскоро подновила облупившийся лак. Держа пальцы на отлете, приступила к макияжу. Ну хоть тени легли ровно. Полюбовавшись собственными глазами, Марина открутила брасматик, провела щеточкой по ресницам… Рука дрогнула и длинная черная полоса перечеркнула свеженаведенную красоту.
Сдавленно ругаясь, Марина швырнула тушь на пол. Вторая черная полоса расцветила светлый ковер. Черт знает что! Все этот жуткий сон. Ну с какой радости ей должна сниться Алена, она ее и в реальной жизни имеет по горло. Сыта уж, хватит! Смывая разводы с физиономии и наскоро красясь заново, Марина понимала, что сегодняшний день безнадежно испорчен. Неприятный сон засел в ней как гвоздь, оставив в душе смутную, тянущую тревогу.
С таким настроением в редакции делать нечего. Срочно приступаем к спасательной операции. Нервно поглядывая на часы, Марина полезла в шкаф за любимым костюмом. Та-ак, спаслась, называется! Рукав будто корова жевала. Марина включила утюг, а пока принялась натягивать колготки (ну что за жизнь такая, две пары пустили стрелки прямо под пальцами!). Яростно вцепившись в ручку утюга, она накинулась на ни в чем не повинную ткань, словно перед ней была некстати приснившаяся сестра. Спасибо тебе, Аленушка, жизнь мне поломала, теперь еще и целый день перегадила! Марина дернула за провод и вырвала штепсель вместе с розеткой. Очень хорошо! Просто замечательно!
Не глядя на себя в зеркало, она напялила костюм, схватила сумку, провела щеткой по волосам, и вылетела за дверь. Домашний погром пусть ждет до вечера.
Марина села за руль своего старенького раздолбанного жигуленка.
— Предупреждаю некоторых четырехколесных, — громко заявила она, — У меня сегодня отвратное настроение и если некоторые начнут откалывать свои обычные штучки, я их брошу на фиг и буду ездить городским транспортом! Все понятно?
Похоже, понятно было все, потому что обычно капризный жигуль завелся с полуоборота и старательно затарахтел в редакцию. Идеальное поведение лошадки радости Марине не прибавило. С лобового стекла, из зеркальца заднего вида, сквозь обтекающий ее поток транспорта, отовсюду на нее смотрело лицо сестры. Это выражение: смесь ужаса, страдания и отчаянной надежды, сделавшее ангельское личико Аленки почти уродливым! Да такого просто быть не могло, у Алены каждая гримаска отработана перед зеркалом. Она всегда все делает красиво: хохочет красиво, гневается красиво, даже истерики у нее выходят глубоко эстетичными! У Алены не могло быть такого лица. Впрочем, было-было-было, когда же это было? Смутное воспоминание прокладывало себе дорогу к сознанию, но тут на его пути лег полосатый шлагбаум, потому что Марина приехала на работу и ей сразу стало не до того.
— Здрассе, Марин Сергевна. Доброе утро, Марин Сергевна.
Вот и еще один ежеутренний раздражитель. Ну не любит она детей, ну что поделаешь! Никогда ее не умиляли шум, гам и беготня. И надо же, именно частная школа согласилась предоставить им две комнатенки в обмен на ежемесячную рекламу. Теперь Марине приходится восторженно расписывать то уникальных педагогов (глаза б ее их не видели, грымзы старые, сплетницы!), то необыкновенно умных деток, победителей всех и всяческих олимпиад (конечно, сами олимпиаду провели, сами ее и выиграли!).
Каблучки главного редактора бешено популярной газеты «Мнение» отцокали три долгих лестничных пролета. Она прошагала темным коридором, рванула дверь и блаженно окунулась в безумную атмосферу готовящегося номера.
— Слышь, Мар-Серг, наш мэр вчерась заявил: плату за проезд не повысят, — перед Мариниными глазами зависла клочковатая Лешкина борода.
Марина запрокинула голову, стараясь увидеть что-нибудь кроме буйной растительности своего корреспондента. Вроде бы и сама не маленькая, метр шестьдесят пять, но рядом с Лешкой всегда чувствовала себя карманной женщиной.
— Марина Сергеевна одинокая женщина и никому не верит, особенно нашему мэру, — хмыкнула Ленка.
Марина раздраженно передернула плечами. Сто лет как уже нет ни МММ, ни рекламной Марины Сергеевны, а все поминают. Марина старалась не показывать, как сильно задевает ее привычная редакторская шуточка. Да, она действительно одинокая женщина. Если бы Алена не была такой красавицей… Если бы Пашка не был такой сволочью… Ладно, проехали.
— Не верю! — воинственно бросила она, — И надо чтобы читатель тоже не поверил, — Марина на мгновение задумалась.
— Ты! — блестя подновленным лаком, ее палец грозно прицелился в Ленку, и девчонка нервно заерзала, — Поезжай в городскую библиотеку, возьми местные газеты за последние два года и выбери все обещания нашего мэра, ну вроде, «отопительный сезон начнется в срок», «хлеб не подорожает». Еще на телевидение загляни, может там у ребят чего есть, — она повернулась к Лешке, — Сделаете подборочку, после каждого обещание — реальное выполнение. Я имею в виду — НЕ выполнение. Поднатужьтесь-повспоминайте, топить точно начали на месяц позже. Под конец дайте свеженькую заявку насчет транспорта и вопрос к читателю, верит ли он.
— Класс! — восхищенно ахнул Лешка, — Бомба!
— Будет вам бомба, мэр лично подложит, никому такое дело не доверит, — пробурчала Ленка, пакуя в свою крохотную сумочку невероятное количество каких-то бумажек, косметики, и прочей дребедени, — Если мы не перестанем дразнить городские власти, они нас закрою, как Бог свят, закроют.