Достигнув нижний ступеньки, некромант сошел на лакированный паркет.
— А что будет с ней?
Голос его не выражал ничего, даже холода. На Еву он не смотрел.
— Не все ли равно? — Айрес говорила без намека на торжество, скорее утомленно. Лицемерие высшего порядка. — Как ты мог убедиться, она не стоит ни твоего доверия, ни твоего беспокойства.
Герберт перевел взгляд на Еву, застывшую в растерянном оцепенении. Глаза его были голубыми и льдистыми. Такими же, как в день их знакомства.
Что теперь? Кинуться ему на шею? Попытаться промычать, что все это было ложью? Глупо, как же глупо все вышло…
Звук распахнувшихся дверей прогремел в тишине, как выстрел.
— Ваше Величество…
— Кажется, я велела нас не беспокоить, — не оборачиваясь, бросила Айрес вошедшему охраннику.
— Бунтовщики прорвали оцепление. Они штурмуют тюрьму.
Страх, полутоном прорезавшийся в этих словах, порадовал Еву, даже несмотря на всю плачевность ситуации.
То, как медленно королева повернулась к вестнику, не предвещало ничего хорошего: ни для вестника, ни для окружающих.
— Кучка бунтовщиков прорвала военное оцепление? — уточнила она спокойно до леденеющей крови.
— С ними стражники, Охотничий полк и Пятый магический дивизион, — отрапортовал охранник, и Ева заметила, как поблескивает нервный пот на его лбу. — Должно быть, каким-то образом узнали, что вы с наследником здесь.
— Миракл?..
— Лиора Мирана возглавляет своих магов, но лиэра Миракла с ними нет.
— Значит, он ищет обходной путь. Если уже не нашел. — В зловещей задумчивости Айрес развернулась обратно к алтарю. — Ничего не попишешь… Выйди, Уэрт. Тебе не нужно на это смотреть.
Судорожно пытаясь разобраться в происходящем, Ева точно поняла лишь одно. Избранная должна исчезнуть. Прямо сейчас.
Любой ценой.
— Выйди, — повторила королева. — За тобой присмотрят.
Герберт остался недвижим. Как и Ева, попытавшаяся рвануть мимо алтаря к выходу и обнаружившая, что ноги будто примерзли к полу.
Трижды гребаная магия!..
Глядя на племянника, Айрес чуть пожала плечами:
— Как хочешь.
Ева пыталась убежать. Призвать щит или смычок. Сделать хоть что-то. Но могла лишь стоять, наблюдая, как в тянучкой длящемся времени королева вскидывает руки, чтобы забрать у нее жизнь. Снова. Даже то, что от нее осталось.
Если только не…
— Сделка?..
Шепот Мэта в ушах искушал, как спасительная паутинка, предлагающая путь спасения из ада.
Они оговорили возможные условия, пока Ева сидела в темнице, готовясь к королевскому визиту. Условия, которые помогли бы ей избавиться от браслетов и защититься от Айрес. На сей раз — в здравом уме и твердой памяти, на самый крайний случай. Как бы ей ни претило договариваться с тем, кто уже окунул ее руки в кровь. Но сейчас, даже перед лицом гибели, Ева поняла: она не готова ответить «да». Кто знает, сработают ли на демона ограничения, если проговаривать условия заранее.
Она не готова снова оплатить свое существование чужой жизнью. Тем более если следующим, кого она может обнаружить мертвым, когда очнется, будет Герберт.
Неужели конец? Нет, все не может закончиться так — так просто, так безжалостно…
…так жизненно…
Огненная сфера взметнулась вокруг ядовитой зеленью. Еве потребовался миг, чтобы осознать: пламя, призванное обратить ее в пепел, встретило купол магического щита.
Понять, кто его поставил, было нетрудно.
— Все еще дорожишь ею? — чуть повернув голову, поинтересовалась Айрес у племянника. Колдовской огонь не гас, силясь добраться до Евы, жадно облизывая прозрачный защитный пузырь. — После того, что услышал?
— Неважно, что я услышал. Важно, что я знаю. И что чувствую.
В голосе Герберта, как и в лице, стыла прохладная бесстрастность снежной белизны, — и это не погасило светлый сполох надежды и любви, вспыхнувший в Евиной душе ярче любого пламени.
Не купился. Не поверил. Не предал ее.
Только вот…
— Жаль. — Королева не опустила рук. Если она и была разочарована, то не выказала этого ни жестом, ни тоном. — Силой клятвы твоей повелеваю тебе — убери щит.
Ева, ожидавшая этого, закрыла глаза перед неизбежностью.
Вот теперь точно конец…
Течение времени размылось в остром желании жить, в жадном наслаждении последними моментами существования. Поэтому осознание, что ничего не происходит, пришло к Еве несколько запоздало.