Спасибо Айрес — помогла сделать зрелище еще драматичнее.
Как просто, оказывается, сотворить легенду, подумала Ева, ступая над нервно дрожащей водной рябью. Пусть скептики потом пробуют доказать, что хрустальная туфелька не могла подходить одной-единственной девушке во всем огромном королевстве. Или что меч куда сложнее вогнать в камень, чем вытащить. В людской памяти остается складная красивая сказка; сказка, в которую так легко — и так хочется верить людям, голодным до сказок и красоты…
Мертвый дракон заложил круг. Неторопливо развернулся, поворачивая обратно к городу.
…истинная власть там, где вера. Деньги работают до тех пор, пока люди верят, что они чего-то стоят. Корона работает до тех пор, пока люди верят, что голова под ней неприкосновенна. Кнут работает до тех пор, пока люди верят, что им не пережить удара. Какой же властью тогда обладает любой спектакль: заставляющий верить в то, чего никогда не было, и сопереживать людям, которых никогда не существовало? Хотя бы ей самой. Не Еве Нельской — избранной из пророчества Лоурэн, незаметно занявшей ее место.
Сплошной фикции, если подумать.
Ступая по тонкой воздушной кромке, отделявшей ее босые ступни от воды, Ева замедлила шаг. Вскинула рапиру высоко над головой, будто привлекая внимание — пока озерная тишина размывала отголоски толпы за ее спиной, оставшейся на далеком берегу.
Сложив крылья, дракон плавно спикировал вниз.
Сделав последний шаг, Ева замерла.
Еще неделю назад ее могло испугать осознание, что под ногами ждет жидкая ледяная бездна. Теперь куда важнее казалось ироничное осознание, что сейчас она отыгрывает главный концерт своей не-жизни. Пусть даже в руках рапира вместо смычка.
Пусть даже зрители при всем желании не добьются выхода на бис…
Над самой кромкой воды, разбегавшейся волнами от крылатого вихря, дракон замер — будто насмешливо разглядывая букашку, кинувшую ему вызов. Чешуйчатая морда осталась такой же, какой Ева ее помнила. Только глаза, горевшие фальшивым золотом, были пустыми и бессмысленными, без следа гипнотической драконьей ворожбы.
Прощай, Гертруда.
Прощай, власть Айрес тирин Тибель.
Прощай, милая, маленькая, безвестная Ева Нельская…
Прежде, чем из недрогнувших ноздрей чудища с Шейнских земель вырвалась струя ненастоящего пламени — не оглядываясь на публику, затаившую дыхание в партере далекой набережной, Ева расчеркнула рапирой стылый хрустальный воздух и приготовилась к прыжку.
Да будет легенда.
Глава 17. Magnifico
(*прим.: Magnifico — блестящий, великолепный, величавый (муз.)
О помолвке объявили на балу в честь коронации Его Величества Миракла тирин Тибеля.
В других обстоятельствах Ева подумала бы, что очутилась в сказке. Огромный зал, полный золота, музыки и цветочного дурмана. Праздничная белизна мрамора, расцвеченная витражами под потолком, разноцветьем шелка и бархата — на гостях, и алыми штандартами по стенам — в цветах королевского герба. Прекрасный принц приглашает тебя на танец. Даже лучше: принц может так и не добраться до трона, но к руке юного короля гарантированно прилагается корона.
— Отлично держишься, — тихо сказал Мирк, когда они с Евой сошлись в очередном па, сплетая шагами кружево еще одной легенды. О прекрасном молодом монархе, который вернет в Керфи светлые деньки легитимности и свободы, и его иномирной возлюбленной — едва не погубленной коварной черной королевой, но все же сумевшей вырваться и воплотить великое пророчество.
Начало этой легенде они положили еще там, на берегу озера. Сразу после того, как ледяные воды сомкнулись над телом Гертруды, а Ева, приводнившись на гребень одной из расходящихся волн, пошла назад. Она не стала ждать, пока волны уймутся — не хотела смотреть, как драконицу, успевшую стать ей другом, поглотит льдистое забвение.
Когда она подошла к берегу, толпа ликовала. Затем удивленно притихла — в те мгновения, пока Ева без лишних слов бросалась в объятия Миракла — и возликовала еще пуще. Еве даже разговаривать ни с кем не пришлось: она просто обмякла у Мирка на руках, изображая обморок. После такого трепетной деве почти положено упасть в обморок.
Естественно, толпа заметила, каким нежным был поцелуй, которым Миракл Тибель коснулся щеки бесчувственной девушки. И как бережно он нес ее в дом своей матери, услужливо предложившей принять усталую гостью. И, конечно, Миракл не стал скрывать, кто эта поразительная особа, спасшая столицу от разбушевавшегося чудища. Так что на другой день по стране уже неслась, обрастая подробностями, история о том, как Миракл Тибель и его верный брат прятали обещанную Лоурэн героиню от соглядатаев королевы; о том, как в процессе пряток между спасенной и спасителем ожидаемо зародилось нежное чувство; о том, как королева все же обнаружила угрозу своей власти — и незамедлительно организовала предлог для ареста Миракла, а его возлюбленную бросила в Кмитсвер, где та должна была ждать казни (чего еще она могла там ждать?).