…далеко, где-то в ином мире, девушка на помосте в последний раз провела смычком по струнам — вторившим ее неизбывной печали и бесконечной любви к тому единственному, в чем всегда продолжит жить Кейлус Тибель.
Темнота, в которую Ева вернулась из тех краев, куда унесла ее музыка, еще миг звенела неестественной тишиной.
Аплодисменты сперва показались ей тихими. Секундой позже стало ясно: нет, они оглушительные. Настолько, что даже кажутся приглушенными.
Открыв глаза, Ева неуверенно, словно после сна, поднялась на ноги. Заученно, не думая о том, что делает, поклонилась. Мельком увидев растроганные, задумчивые, иногда заплаканные лица, шагнула с помоста: опустошенная, выпитая музыкой до дна, до последней капли.
Прежде чем заводной куклой, на автопилоте зашагать к выходу, ослабшей рукой неся Дерозе сквозь расступающуюся толпу, она посмотрела туда, где в последний раз видела Повелителя дроу.
Когда Альянэл из рода Бллойвуг чуть склонил голову, встречая ее взглядом, где таяло выражение бесконечно далекое от насмешки, Ева без намека на удовлетворение поняла — подарок принят.
Глава 20. Divisi
(*прим.: Divisi — указание для участников ансамбля, предупреждающее о разделении партии на несколько самостоятельных голосов (муз.)
Белая Ведьма нашла ее на балконе.
Ева стояла, опершись на перила, так и не выпустив из пальцев гриф Дерозе, и смотрела, как за прозрачной стенкой магического купола, растворяясь в ночи, падает снег.
— Мои поздравления, лиоретта, — сказала Снежана, прислонясь к каменному парапету. — Вы нашли едва ли не единственный не предусмотренный нами способ, как нас впечатлить.
Ева не повернулась в ее сторону. Лишь удостоверилась зачем-то, что шпиль Дерозе упирается в щель между гранитными плитами, выстилавшими пол.
— А милый ребенок продолжает приятно удивлять, — заметил Мэт. — Если уж она смогла пролезть мимо гвардейцев госпожи полковника…
Ева вышвырнула его из сознания так же жестко и легко, как минутой раньше. И еще минутой раньше. Демону очень хотелось поделиться с ней бесценными комментариями о произошедшем, — но Еве не меньше хотелось побыть по-настоящему одной.
Сейчас заглушить голос в голове было проще, чем когда-либо. Наверное, потому что в ушах все еще звучала знакомая мелодия: словно на балкон доносилось эхо романса, до сих пор гулявшего под сводами тронного зала.
— Я сказала охране, что хочу побыть одна.
Балкон был пуст. К моменту, когда Ева пришла сюда, здесь прохлаждалось (в прямом и переносном смысле) с десяток человек, благополучно пропустивших ее выступление, — но поскольку ей очень хотелось побыть одной, Ева с несвойственной ей категоричностью обеспечила себе одиночество. Так что гвардейцам у дверей был отдан приказ всех выпускать и никого не впускать.
Она сама не знала, почему почти не удивилась, что на Белую Ведьму правила не распространялись.
— Трудно отказать важному гостю из страны, с которой ваша страна очень хочет наладить дружественные отношения и который несет важное послание от Повелителя. Особенно если он умеет подобрать правильные аргументы. — Снежана налегла на камень грудью: пажеский костюмчик скрадывал ее фигуру, обточив ее почти до мальчишеской. — Повелитель Альянэл просил передать свое почтение и благодарность.
— Значит, вам понравилось.
— Ничего не смыслю в музыке. Но Алья и Лод смыслят. Им понравилось. Я им доверяю.
Голос девушки прозвучал прохладно, однако Ева улыбнулась прямоте ее слов.
В усталом опустошении, все еще владевшем ею, все равно не было места ни злости, ни колкостям.
— Я рада.
Снег над ними повисал в воздухе, оседая сверху искристым белым навесом. За границей охранной магии, окружившей балкон хрустальной стеной, мороз белил крыши и брусчатку, вился инеем на стеклах. Здесь колдовство удерживало снаружи и мороз, и ночь, не давая им затопить уютный и хрупкий людской мирок, вытеснить теплый свет, который обитатели дворца поддерживали вопреки воле темного холодного мира.
— Алья сказал, у вас… очень добрая музыка, — после долгого молчания произнесла Белая Ведьма. — Лод как-то сказал, что человек раскрывается в музыке. Слова могут обмануть. Поступки могут обмануть. Музыка идет из души и лгать не может. — Она тихо, как-то неловко хмыкнула. — Иногда я рада, что мне этот риск в любом случае недоступен.