В будущем она не забудет, что и самых верных псов лучше держать на очень коротком поводке. Ошибаются все, она не исключение. Без ошибок не бывает уроков: боль и стыд, и желание избежать их, когда хоть раз ощутил их горький вкус — самые надежные помощники обучения.
Айрес знала это лучше кого бы то ни было. Ее покойный зять, так любезно подаривший ей Уэрта, тоже.
— …ни жизнь, ни смерть, ни сила, ни слабость, ни настоящее, ни будущее не отлучит нас от любви Твоей и Отца Твоего…
Взгляд королевы скользил по шапкам и капюшонам, приближаясь к трибуне, за которой высился помосту для почетных гостей.
Соммиты тоже пришли. Куда же без них — семейства, чье кошелек подпитывал восстание. Отец, необъятный, как бочка для амелье, лиэра Соммит, дородная и невыносимо глупая, оба ее сына и дочь, которую так наивно пытались представить возлюбленной наследника трона. Первая любовь Уэрта наверняка тоже сегодня здесь — в отличие от последней. Девчонка должна была появиться на балконе вместе с Мирком, но племянник вышел к народу один.
Айрес подозревала подобный исход — и то, что ее подозрения в который раз оправдались, не могло не радовать. Едва ли присутствие девчонки могло что-то изменить, учитывая, что гномья рапира стараниями Айрес превратилась в обычный кусок железа, но…
Скользнув поверх гранитного парапета трибуны и непокрытых голов жрецов, она сощурилась, глядя на риджийских королей.
Повелитель эльфов с супругой — пара, красивая до приторности — слушали молитву так внимательно, будто их и правда могло интересовать воззвание к чуждым для них богам. Дроу, привыкшие жить во тьме, прятали глаза и лица в тени капюшонов — их Повелитель исключением не был. Королева людей восседала рядом, в раздражающих птичьих цветах своего рода, совсем как ее отец. Айрес до сих пор помнила лицо Лилария Сигюра в тот день, когда он выслушивал гневную отповедь от короля Керфи: разгневанное, беспомощное, забавное — точно цыпленок. Он даже кудахтал так же.
Память все-таки забавная вещь. Сейчас, когда все ее мысли заняты тем, что так скоро случится в настоящем, не преминула вытащить прошлое.
— …излей милость свою на нас и благоволение свое на потомков наших…
Тот визит риджийцев был недолгим. Айрес было тогда семнадцать, и она точно знала, зачем люди из-за гор прибыли к их двору — чтобы увезти ее с собой, в дикую страну, что равняла женщин с постельными грелками и раздиралась изнутри трехсотлетней войной. Покойный батюшка долго считал, что его дочь лучше всего годится на роль стельной коровой в постели того, с кем Керфи неплохо было бы заключить деловое соглашение. Гордые державы вроде Лигитрина в союзе были не заинтересованы, зато Риджия — очень даже: люди тогда враждовали с дроу, и пара некромантов, прибывших ко двору в свите керфианской принцессы, могла изменить ход этой войны.
Они не учли лишь то, что у керфианской принцессы были совсем иные планы на собственное будущее.
Она начала воплощать эти планы в день, когда доложила отцу, что парочка риджийцев с туманной целью пробралась в его кабинет. Копии документов государственной важности, своевременно подброшенные в покои иноземных гостей, помогли тем покинуть дворец в тот же день — ославленными шпионами, ублюдками, варварами, неспособными усвоить даже законы гостеприимства. Годы спустя Айрес доложили, что Лиларий Сигюр так остро переживал то унижение, что планирует вернуться в Керфи — в союзе с дроу, во главе атакующей армии.
Жнец срезал его колос раньше.
Забавно. При иных обстоятельствах Айрес стала бы матерью той девочки, что теперь сидит перед ней на троне и правит людьми за горами (пока еще правит). При иных обстоятельствах подле риджийцев стояли бы еще два трона: для Мирка и Кейлуса.
О последнем Айрес бы даже сожалела — так же, как жалеет сейчас.
— …из тьмы приходим, но покидаем мир в сиянии Твоем…
Вслед за кузеном она вспомнила о других родных. Брате, убитом по ее приказу. Сестре, убитой ее рукой. Она сожалела об обоих: просто не могла поступить иначе. В тот вечер, когда она оставила Уэрта сиротой, Айрес искренне надеялась, что ужин завершится совсем по-другому. До десерта все шло как нельзя лучше, но потом пришла пора того разговора, для которого чета Рейолей и прибыла во дворец.
Конечно, принимая приглашение, они этого не знали.
Странно, но он тоже начался с поминания риджийцев.
«— …как подумаю порой, что сейчас ты могла бы не сидеть здесь с нами, а чахнуть в Риджии, страшно становится. Слава Творцу, все решилось так, как и должно было решиться, — сказала Инлес Рейоль, в девичестве Тибель, поднимая бокал со сладким амелье, так хорошо шедшем с пирожными. — За тебя, Айри. За то, что ты заняла свое законное место: величайшей королевы, что Керфи знал со времен Берндетта».