Первой встала Инлес.
«Ты больше никогда не увидишь нашего сына, — сказала сестра. — Никогда».
Они с Инлес всегда были похожи, но нрав слишком проявлялся в чертах, чтобы кто-то сторонний мог сделать им подобный комплимент. Сейчас перед Айрес стояло ее собственное отражение — и, глядя в лицо младшей, каким прежде она никогда его не видела, Айрес обреченно поняла: все завершится так, как и должно было.
«Жаль. Я надеялась, что вы поймете. Но так даже лучше. — Она сплела опущенные руки в замок, и голос ее сорвался в шепот. Айрес уповала, что в нем звучит вкрадчивость, а не слабость. — Я — королева. В моей власти забирать то, что должно быть моим. Он мой, он мой вассал, и я заберу его. Хотите вы того или нет».
…они всегда были похожи, но Инлес не была достойна короны. Даже в такой ситуации едва ли Айрес могла бы обезуметь настолько, чтобы глупо, так глупо — не думая о последствиях, не думая, кто ей противостоит, не думая, что ты лишь обычная слабая женщина, в девичестве носившая имя королевского рода, — схватить со стола нож и кинуться вперед.
Заклятие Лина, которым он пытался спасти жену — может, и сына, но это тоже было бы глупо, — Айрес отразила с такой же легкостью, как за секунду до того остановила сердце сестры. С ним все прошло еще легче.
Когда гвардейцы, которых об атаке на королеву оповестили чары, нашли ее рядом с телами, Айрес сама не совсем понимала, почему плачет. Наверное, капелька общей семейной глупости у них все-таки была.
По кому она плакала сейчас, глядя, как Уэрт замыкает круг, чтобы встать в центр, она тоже не совсем понимала. Плакала, как научилась плакать уже давно — без дрожащих губ, без жалобной гримасы, тихими, незаметными слезами, тающими в уголках глаз.
Сотню раз виденным жестом перекинув нож из правой руки в левую, Уэрт провел лезвием по ладони. Кровь окропила серебряное лезвие, белые руны, белые одежды — совсем чуть-чуть.
Когда ритуальный рисунок активировался, засияв ярче, и мальчик в круге раскинул руки, чтобы заклятием призыва вознести Жнецу свою последнюю молитву, Айрес запоздало поняла: теперь она точно не сможет сказать ему «прощай».
***
Наверное, когда Ева подлетела к площади, без магии ноги ее сбились бы в кровь. Алую, как выстлавшие ее дорогу маковые лепестки. Часть пути она пыталась преодолеть прыжками, активировав левитацию — но сознание, занятое чем угодно, кроме концентрации на полете, тянуло ее к земле, а счастливых мыслей Ева сейчас там не отыскала бы при всем желании.
Наверное, в другое время она бы полюбовалась по пути столь дивным зрелищем, как абсолютно пустые столичные улицы. Ни души не было ни на дворцовой площади, ни на широком проспекте, с которого ей пришлось свернуть на улочку поменьше. Даже лавки заперли до завершения ритуала. Это после жители и гости столицы разбредутся кто куда, чтобы веселиться и гулять до утра, и лавочников ждет отличный заработок, но сейчас лавочникам самим хотелось увидеть то легендарное зрелище, что Ева так спешила отменить.
Наверное, встреться ей на этих улицах хоть кто-то, она не преминула бы спросить, не маг ли он. Даже если ее не могли перенести прямо на трибуну, сэкономить пару бесценных минут уже было неплохо — хотя не факт, что она не потратила бы больше на расспросы и объяснения. Она надеялась, что Эльен сможет добраться быстрее, но все оказалось не так просто: летать местные призраки не умели, оставаясь привязанными к памяти о том, как перемещались при жизни, да и срезать путь, проходя сквозь дома, в столице не представлялось возможным. Дома с привидениями для керфианцев были обыденным явлением, но чужих призраков они не жаловали; так что на большей части домов в центре города лежали чары, благодаря которым хозяева могли не беспокоиться о непрошеных привидениях. Когда живешь в непосредственной близости от королевского дворца, ты можешь себе это позволить.
Все это ей путано, зачем-то в подробностях рассказывал Эльен, опережавший ее меньше чем на полшага. Дневник так и оставался у него в руках — отбирать его Ева не порывалась. Не до того сейчас было.
Пять минут — много или нет?..
Зрители толпились уже на подходе: там, где улица лишь приближалась к храмам, где нельзя было бы увидеть ничего, кроме ослепительный белой вспышки, которую так часто и с таким восторгом описывали летописцы. Вспышки, сопровождавшей нисхождение Жнеца, гаснущей лишь в миг, когда он оставляет Избранника. Конечно, керфианцы видели ее только раз, но этого хватило, чтобы теперь все тянули шеи, надеясь увидеть отблеск божественного света и крыльев за Его спиной.