Выбрать главу

Ева не стала кричать, чтобы они бежали. Просто принялась проталкиваться сквозь толпу — в ярости, что улица привела ее не к Храму Жнеца, откуда просто было бы докричаться до Мирка, а к Храму Садовода, ровно на противоположной стороне.

Если она успеет, бежать не будет нужды. Если не успеет — бежать будет бессмысленно.

— Дорогу! — закричал Эльен, каким-то чудом лавируя между зеваками разной степени разнаряженности и знатности, не теряя дневника — частичная материальность определенно облегчала дело. Позже Ева думала, что стоило отобрать у него дневник и послать вперед, чтобы он мог пройти сквозь толпу, но то было позже — и не факт, что помогло бы. — Дорогу королеве!

Глашатай из призрака вышел не хуже учителя и дворецкого. Даже в этот миг, когда над площадью уже повисла томительная тишина, люди оборачивались — и расступались, толкая недовольных соседей, провожая удивленными взглядами Избранную, отчаянно рвущуюся к помосту.

— Герберт!

Она уже видела его, раскинувшего руки среди сияющих отблесков рунного плетения.

— Герберт, стой!

Ее крик утонул в закате — несмотря на тишину. На нее оглянулись иные из зрителей, и только. Слишком много людей. Слишком большая площадь. Слишком много пространства между ней и трибуной, которое требовалось преодолеть. Руки… заклятие, он уже читает заклятие — и уже не сможет ее услышать, ведь гексаграмма Берндетта — настоящая гексаграмма — отрезает все звуки снаружи и изнутри; только вот тот, кто внутри, этого даже не поймет…

…«и руна Ройд запирает звук, ибо божественный глас верно не предназначен для смертных ушей»…

Строки из дневника ехидно прыгали перед глазами, пока Ева доставала смычок.

Невидимая струна расшвыряла впереди стоящих, заставив повалиться на соседей. Скелет, попавшийся на ее пути, от удара рассыпался, беспомощно запрыгав косточками по утоптанному снегу. Возмущенные крики кругами разошлись по людскому потоку, но Ева продиралась вперед, взрезая воздух волшебным хлыстом. Трибуна, нужно дойти до трибуны, подняться наверх — Герберт заметит ее, увидит и поймет без слов, и остановится, и…

Первыми ее заметили гвардейцы, охранявшие риджийцев — их помост оказался как раз между Евой и трибуной. По лицам людей Мираны Ева поняла, что те решительно не знают, как относиться к ее выходке: будущей королеве дозволялось, конечно, больше других, но не настолько. Вторыми — риджийцы: они сидели к Еве спиной, но крики не могли остаться для них незамеченными. Они стали оборачиваться, когда Ева уже приблизилась — и активировала левитацию, пытаясь перемахнуть через помост сразу на трибуну.

Почти получилось.

Ева не знала, как был устроен этот защитный купол, но она сквозь него провалилась вполне успешно. Упав прямо перед троном Повелителя дроу, торопливо откатилась к краю помоста: Дети Луны ощетинились клинками еще в момент ее прыжка. Вскочив, на миг встретилась с синими глазами Снежаны — Белая Ведьма следила за ней без удивления, лишь с сосредоточенным прищуром.

— Это ловушка, — все-таки выпалила Ева, прежде чем прыгнуть — уже с помоста, уже видя лицо Герберта, запрокинутое к небу, омытое плеском колдовского сияния. Секунды, считанные секунды…

…эти секунды — несколько мгновений полета до гранитного ограждения, над небольшой прослойкой зрителей между риджийцами и трибуной, над ошарашенными жнецами и лестницей в одиннадцать ступеней — так и остались самыми долгими в ее нежизни.

Что-то сверкнуло за спиной. Кто-то закричал: еще громче, чем кричали от Евиного шествия. Мрамор под ногами Герберта, заклинавшего небеса с закрытыми глазами, треснул с отвратительным, безнадежным звуком разбивающихся надежд.

Гексаграмма вспыхнула светом острее, чем клинки дроу.

Прежде, чем ее отшвырнуло от трибуны, коснуться которой Еве было не суждено, прежде, чем мир затопило сияние, от которого не было спасения, прежде, чем Ева успела понять, что все-таки опоздала — она все-таки увидела белые крылья, взвившиеся за спиной Избранного тем, к кому Герберт так стремился.

И стал свет.

Первая волна была прозрачной, как ветер, сбившей с ног всех, кто еще стоял.

Вторая — медленный, тягучий как патока свет, хорошо знакомый всем, кто хоть раз видел в действии Мертвую Молитву — лавиной катилась по площади, пока не уперлась в незримую преграду, повиснув над трибуной и брусчаткой туманным куполом.

О том, что случилось после, каждый из видевших рассказывал разное. Но крики ужаса, раздавшиеся, когда люди на площади поняли, что скрывает свет, все описывали примерно одними словами.