Иногда ей было интересно, присоединялся бы к ним Кейлус, сложись все немного по-другому. Хотя, если бы сегодня он мог составить им компанию, все сложилось бы сильно по-другому.
С ним Ева тоже попрощалась, всего один раз — но невянущий летоцвет в стеклянном фонарике должен стоять на его могиле и теперь. Когда она попросила у Герберта вернуть ей давний подарок, тот даже не уточнил, зачем: Ева рассказала сама.
Он был не против.
Керфианский двор, естественно, не поставили в известность, что Избранная вскоре их покинет, но после Дня Жнеца Милосердного Ева нечасто появлялась на дворцовых приемах, предпочитая оставаться под крышей замка Рейолей. Учитывая обстоятельства, это осуждали не больше, чем ветреность спасительницы всея Керфи в сердечных вопросах. Еве на слухи и домыслы о ее персоне было немножко квинтово (в плане параллельности). Расстраивался, кажется, только добросердечный господин Соммит — от Мирка Ева часто получала его приветы. Иногда в цветочной форме.
Куда больше ей запомнился привет от Бианты. Коробку пряничных скелетиков, адресованных в замок Гербеуэрта Рейоля, Эльен привез из очередной поездки в Шейн — почту для наследника, идущую от непроверенных лиц, традиционно оставляли в городском магистрате для проверки. Ева была рада, что коробка не успела сгинуть в аду магических инспекций: к скелетикам прилагалась записка от рыжей девчонки из застенок Кмитсвера, коротко гласившая «Спасительнице от меня и от папы».
Всю коробку они с аппетитом съели на пару с Гербертом за просмотром последнего сезона «Игры престолов» (после эпичного Евиного пересказа предыдущих), и Ева подозревала, что это во многом повлияло на ее великодушный вердикт «не так плохо, как когда-то казалось».
— Раз уж мы заговорили о пожеланиях, пускай Советники Альянэла передадут Повелителю мое почтение. — В том, как Мирк откинулся на спинку высокого стула, пока скелет-лакей переправлял предназначенную ему чашку с серебряного подноса на стол, скользнула величественная небрежность истинно монаршей особы. — Заодно можете ненавязчиво узнать, что он думает касательно одиннадцатой статьи третьей главы договора о создании экономического союза, чтобы до следующей встречи я мог подумать над сотым вариантом правок.
— Раз уж ваши отношения зашли так далеко, могу передать ему заодно и обручальный венец, — предложила Ева, украдкой почесывая Герберта-младшего по теплому загривку: наевшись, дракончик пришел настойчиво бодаться о ее коленки.
— Если б это укротило его строптивость, я бы подумал. Боюсь, не поможет.
— Жаль. Потрясающая бы вышла пара, — невыразительно произнесла Мирана, с изяществом викторианской леди поднося к губам фарфор, впервые за долгие годы вновь белевший на столе замка Рейолей. — Не встречала людей, которые способны перекоролить моего сына. Возможно, надо было с самого начала искать нелюдей.
— К сожалению, возникли бы небольшие сложности с определением столицы объединенного королевства, и большие — с рапирой Повелительницы Навинии, которую та при следующей встрече попыталась бы заточить о мой хребет.
Пытаясь не подавиться фейром, поверх чашки Ева поймала взгляд Герберта — и перестала улыбаться.
О том, что ее планы касательно отбытия домой остались неизменными, они впервые поговорили на приеме в честь отбытия риджийцев. Крайне оригинальным образом.
***
— …исправляю досадную оплошность, лиоретта. Раньше мне не выдалась возможность поблагодарить вас, — сказал Альянэл, когда в сопровождении своего советника и своего знаменосца приблизился к ней, весь вечер державшейся в тени. — Жаль, что сегодня вы без инструмента. Вы больше кого-либо заслужили провести это сборище в праздном отдыхе, но я надеялся на прощание еще раз услышать вашу игру.
Ева уже заметила, что немногие могли без смущения выдержать взгляд дроу. Особенно этого дроу. И тем не менее, склоняя голову, не опустила глаз — потому что впервые за вечер, который она не смогла пропустить, не увидела напротив слепого обожания, скабрезного намека или призрака недавних сплетен.
В тени колонн тронного зала ей было куда уютнее, чем на свету безжалостного великосветского внимания. Там даже бальная духота, теперь вовсю бившая по ноздрям диким коктейлем парфюмов и ароматов цветочных декораций, переносилась как-то легче.