Больше всего на свете Гербеуэрт тир Рейоль боялся двух вещей. Первая — стать таким, как Айрес. Заставлять других жить его желаниями, не считаясь с ценой, платить которую придется не ему. Вторая — снова оказаться преданным: игрушкой, брошенной, как только в ней отпала нужда, опять купившейся на фальшивку. Обменом Ева предоставила самое убедительное доказательство из всех возможных; она может уйти, и это не отменит того, что она любит его — до тошнотворного штампа «больше жизни».
Того, кого любишь, тоже можно покинуть. Так же, как он ушел от нее навстречу Жнецу. В конце концов, он и сам не собирался оставлять родину и магию ради чуждого ему мира.
Ева тоже это понимала.
— Обещай, что будешь счастлива, — сказал он, затыкая пузырек пробковой крышкой.
— Что не будешь одна.
— Что найду кого-то не столь исключительного и венценосного, зато не настолько сноба? — Ева плотнее прижала к груди покрывало. Вся история их взаимоотношений не мешала ей стесняться наготы, света и его взгляда, как только мысли переставала вытеснять эйфория. — Та еще задачка, но постараюсь. — Ее губы были сладкими, когда она провела по ним языком. «Чтобы выпить лекарство, ложку сахара добавь», как пела лучшая в ее мире няня… — И ты… обещай мне.
Говорить было еще горше, чем слушать. Но она знала, что это правильно. Прощание без обид и собственничества. Свобода. Демократия.
Неважно, что сердце, лишь привыкающее заново чувствовать и болеть, идет мелкими трещинами, стоит только представить, что Герберт смотрит так, как сейчас
— не на нее.
— Обещай, что не зароешься снова в свои книги. Даже когда меня не будет рядом, чтобы оттаскивать тебя от работы. — Ей казалось, еще немного, и слова упадут на простыни самоцветами, рубиновыми каплями — цвета крови, которой стоило каждое из них. — Что будешь жить по-настоящему. Что найдешь кого-то вместо…
Изрезанная ладонь зажала ей рот за миг до того, как ее губы все-таки задрожали.
— Я буду проводить с живыми не меньше времени, чем с мертвыми, — сказал Герберт. Голубой огонь в его глазах не допускал возражений. — Это я могу обещать.
Когда ее опрокинули на подушки — падая навстречу запаху вербены и сладости, не имевшей никакого отношения к зельям, Ева закрыла глаза.
Он понял ее, как она понимала его. И оба они понимали слишком много и слишком хорошо, чтобы у их сказки мог выйти тот счастливый конец, на который надеялись все. Включая их самих.
Может, одному из них и стоило оказаться маленьким эгоистичным собственником, — но некоторым историям лучше завершаться, пока они еще достойны стать сказкой о любви, что сильнее смерти.
***
Эльен провожал их до ворот, пока они шли под сизым небом, сыпавшим гусиный пух густого радостного снега. Шел Герберт, а Ева висела у него на спине, честно стараясь держаться за некроманта без удушения: к отбытию она переоделась в джинсовый сарафан, выжженную дыру в котором заботливо заштопали, и кеды. Естественно, проблема незимней обуви легко решалась переобуванием или магией
— но отказываться от столь роскошного предложения, как покататься на своем некроманте, Ева не могла.
— Буду ждать к завтраку, — неловко произнес дворецкий, открывая им калитку. Снег крупой оседал на волосах Герберта, на плаще, что Ева набросила поверх сарафана и вельветовой куртки, но не на его камзоле: пролетавшие сквозь снежинки кружились в лучах фонаря, озарявшим потенциально последний путь Евы до почти родного моста. — Хотя бы одного из вас.
Ева красноречиво дернула ногами, которые Герберт поддерживал под коленками.
Кеды утонули в снегу, обжегшим ноги в колготках холодом. Не в первый раз — и Ева считала это мизерной платой за прощание с единственным, кто до последних минут в сказочной стране дарил ей только добро.
— Если я не вернусь, присмотрите за ним, — попросила она тихо, потершись щекой о другую, колючую, как тафта, щеку. — Я буду скучать.
Снежинки летели сквозь него, пока ее руки благонадежно обвивали его шею в вычурном кружевном воротнике. Черт все-таки знает, как здесь у призраков работает материальность…
— Я тоже, милая.
Если подумать, призракам не положено было испытывать проблем с голосовыми связками, но Эльен растрогался до хрипоты.
С другой стороны, если вспомнить фильмы ужасов, проблемы призраков с голосовыми связками можно было считать почти профдеформацией.
— И допишите ту поэму, о которой вы говорили.