«И если я не смогу отказаться… от этого мира… я не уйду?»
«Нет. Просто выйдешь по другую сторону — здесь же. Как будто прошла сквозь арку».
Давний ответ Лода звучал в ушах, пульсируя, как кровь в проколотом пальце, когда Ева прижала его к стеклу — ледяному кусочку розовеющего неба над их головами.
На те мгновения, пока это небо затягивал перламутровый туман, она перестала дышать.
В этот раз они застали Динку в ванной. Красящейся — Ева вдруг задумалась, что ритуал чреват явлением картинки, которой ей совсем не хотелось бы показывать даже Герберту, но за пять раз обошлось. Похоже, готовилась к эфиру: Ева давно научилась отличать «профессиональный» макияж сестры от каждодневного, хотя в зеркальце было плохо видно. Отсутствие окон не позволяло определить время суток и года, но Снежке хватило и предыдущих попыток, чтобы с серьезным видом поблагодарить Еву за вклад в исследование межмировых временных соотношений. Прежде Белая Ведьма предполагала, что время на Земле стабильно идет где-то в девять раз быстрее, но Динка два раза подряд явилась им в пуховике на заснеженных московских улочках, причем в первый раз — на фоне праздничной иллюминации в виде гигантских цифр «2019». По теории Снежаны между этими попытками в Москве должно было пройти полгода.
Пришлось сделать поправку, что время не просто убегает вперед, а скорее течет с вариативной скоростью, синхронизируясь с параллельным миром в определенных точках. Похоже, единственное, с чем Еве по-настоящему повезло — что очередная точка синхронизации примерно совпала с первой зимой после ее ухода. Скажи риджийцы, что она вернется домой после трехлетнего отсутствия, и это бы сильно поколебало Евину уверенность в том, что возвращаться стоит.
Возможно, поэтому ей ничего не сказали. Пока не выяснилось обратное.
— Есть контакт, — констатировала Снежка, когда Ева убрала руку, вернув в зеркало небо. Проворно вскочила, полами белого плаща коснувшись меловой звезды. — Прореха скоро появится. Оставим вас… по традиции.
Традиция заключалась в том, что риджийцы деликатно отходили поодаль, давая им с Гербертом возможность попрощаться. Но, сидя на пледе, сквозь который все равно пробивался холод горного камня, глядя, как бывшая попаданка и колдун отходят к низкорослой сосенке, нависшей над облачной пропастью, Ева — тоже по традиции — понимала: все слова, все, что она могла бы подарить Герберту на прощание, она подарила ночью. Здесь, даже когда посторонние демонстративно повернулись к ним спиной, она не могла произнести ничего, что стоило бы произносить.
Решить, без чего на самом деле она не сможет жить…
— Возьми.
Напряжение в воздухе натянулось так туго, что голос Герберта заставил ее вздрогнуть — точно вместо тихого слова рядом жалобно взвизгнула лопнувшая струна.
— Возьми, — повторил он, протягивая знакомый голубой кристалл на кожаном шнурке. — Попробуешь связаться со мной оттуда. Если сможешь. Если захочешь. Ева подставила руку: подвеска упала на ладонь, щекоча кожу приятной тяжестью.
Она не стала ни благодарить, ни задавать глупых вопросов. Лишь один — надеясь, что он не такой глупый.
— Почему только сейчас?
— Думал, это ни к чему. Думал, это помешает тебе уйти. Артефакт из нашего мира. Вдруг прореха не пропустит то, что несет в себе магию. К четвертому разу решил, что рискнуть все же стоит. — В лице его стыло то же спокойствие, что в небе над их головами. — Если ты готова на этот риск.
Ева накинула шнурок на шею, заправив под футболку. Не колеблясь — и это распустило в его глазах мягкость, видеть которую было для нее мукой.
— Спасибо, — сказал он, одним до жути затасканным словом ударив еще больнее.
— Герберт…
— Пора!
Сердце отбило ломкую стаккатную дробь прежде, чем Ева обернулась.
Знакомое марево — неровная прозрачность с человеческий рост — кривило воздух в десяти шагах за ее спиной. Лод под надзором Снежки вычерчивал руны, зависавшие сапфирной паутинкой, тающим кружевом последних чар, что Ева может увидеть в жизни.
Скинув плащ, она торопливо цапнула за ручку футляр.
Марево обернулось голубым: тем же бледным сапфиром, что руны, точно впитав их гаснущий свет. Когда Ева сделала шаг к пятой прорехе меж мирами, открывшейся на ее глазах, колдовские сполохи померкли, — уступив место нежной зелени, дождливым сумеркам и красному кирпичу.
Проход в другой мир завис над землей овальной картинкой в дрожащей рамке жидкого стекла.
Пару секунд Ева смотрела на мост, перекинутый над широкой пешеходной дорожкой, красовавшийся кокетливыми башенками и стрельчатыми проемами в высоких стенах.