Ева только чихнула: от корицы, ударившей в нос, когда она наконец вспомнила о такой досадной мелочи, как потребность дышать.
Герберт — почти не изменившийся, лишь волосы отпустивший чуть длиннее — небрежным движением вскинул руку, отбросив за спину тяжелый плащ, так неуместно смотревшийся рядом со стульями из икеи. Зажег над ладонью язычок белого пламени, так неуместно смотревшийся рядом с электрической гирляндой.
Склонил голову набок, точно прислушиваясь к ощущениям.
Смяв пламя в руке, как ненужный чек, он поднес ладонь к носу:
— Вот как. — След, который оставили на его пальцах кровавые капли, некромант разглядывал почти удовлетворенно. — Стало быть, магия здесь все-таки есть. Только цену требует несравнимо большую.
Ева не знала, какими словами приветствуют возлюбленного из другого мира, шесть лет спустя объявившегося на твоей кухне в спальном районе Москвы — но все слова, что следовало произнести, заменил один хриплый, почему-то оказавшийся самым важным вопрос.
— Ты… ты даже не знал, есть ли в этом мире магия?
— Откуда? Да это было и не важно. — Тонкие, почти музыкальные пальцы, расстегнув серебряную пряжку в виде цветка мака, аккуратно свернули плащ: чтобы перебросить через спинку стула, оставив его владельца в штанах и почти цивильной рубашке. — Я идиот, что не сразу это понял. Но то, что ждет меня здесь, куда важнее. Надеюсь, ждет.
Ева ухватилась за столешницу, чтобы не упасть.
Магия. Цена. Головокружение.
Нет, то, что сейчас кружит ей голову и подкашивает ей ноги, точно не имело отношения к ее экспериментам с сеансами ментальной связи. Вдруг оказавшимся не такими уж безответными.
— Я… у меня вроде как молодой человек, — зачем-то сказала она. — Был. До вчерашнего вечера.
— Я предполагал подобную возможность.
Его выдержкой можно было резать металл.
— И что бы ты делал, если бы сейчас он вышел из комнаты?
Улыбка, тенью заигравшая на губах Герберта, получилась очень тибелистой.
— Тебе бы это не понравилось. Но если бы ты сдержала свое обещание и была счастлива, вряд ли бы ты пыталась выйти со мной на связь.
…точно не безответными.
— Так ты слышал меня?
— Не слышал. Но мой кристалл светился. Тридцать шесть раз за два года.
Они стояли, разделенные тягучим молчанием и двумя метрами глянцевой бежевой плитки, на которой вспыхивали весенние отблески следующего залпа «хризантем».
— Я считал, — добавил Герберт.
— И, видимо, не снимал его.
— Никогда.
— И этого тебе хватило, чтобы… чтобы сделать… это?
Хрипотца так и не ушла из ее голоса, когда Герберт наконец шагнул вперед, стирая проклятые два метра, лежавшие между ними последней чертой.
Когда его ладони легли ей на плечи, Ева вдруг поняла: к тому, что в самом ближайшем будущем ей сулил его взгляд, хрипотца придется только кстати.
— А как же доводы «мы разругаемся через год»? Твой восхитительный характер и мой невероятно кроткий нрав?
— Исключительно кроткий, — поправил он. — Люди меняются. Иногда даже к лучшему.
— Ты хоть подумал…
— Я в жизни так много думал, что немного устал.
— Ты…
— Помолчи, будь добра.
— Но…
Фейерверки за окном затрещали, заглушив ее протестующее мычание.
Очень быстро сделавшее диминуэндо, чтобы модулировать в не такое уж протестующее.
— Единственный недостаток живой девушки — приказывать ей замолчать далеко не так эффективно, — сказал Герберт, отстранившись. Подхватив ее за талию, легко подсадил на столешницу, где грустило тесто, которому так и не суждено было сегодня стать печеньем. — Хорошо, что есть другие методы.
…в одном Мэт был прав: оказывается, корица идеально подходит к подобным моментам.
5 января 2019 г.
Казань