Ответом ей была Лешкина кривая улыбка. И тишина со стороны дивана, на котором съежилась Ева: не знавшая, что можно сделать или сказать, чтобы помочь.
И имеет ли право говорить она, единственная из всех не потерявшая то, что потеряли они.
«Только послушай себя, — проговорил брат. — Кто мы? Я — скрипач. Ты — пианистка. Так мы отвечали всегда. А что нам отвечать теперь?»
«Я — Дина Нельская. Ты — Алексей Нельский».
«Нет. Мы всегда то, чем мы занимаемся. Скрипач. Пианистка. Бизнесмен. Адвокат».
«И много тебе скажут эти слова? Они включают в себя то, чему ты смеешься, что любишь, что ненавидишь? Имя тоже не включает, но оно хотя бы всегда остается с тобой. — Отвернувшись, Динка пнула валявшуюся на полу подушку, оставшуюся там с их утреннего с Евой боя. — Послушай. Мы сделали музыку своей жизнью — и забыли о том, что жизнь вообще-то не равна ей. Она украла наши жизни, заменила их собой, и теперь мы разваливаемся на куски, потому что слишком много думали о музыке, и слишком мало — о себе. Господи, да мы даже не знаем, кто мы такие на самом деле! Она влезла в наши личности, заменила наши души, и теперь, когда она бросила и отвергла нас, мы пустые внутри. Все равно что жить ради другого человека, делать его центром вселенной, а потом потерять его — и все, твой мир рухнул. Но пустоту всегда можно наполнить. Нужно просто… почистить себя, как луковицы. Снять верхние слои, вернуться к истоку. Мы ведь были и прежде, чем взяли в руки скрипку или сели за фоно. И я не готова признать, что это все, на что мы годились. — Глубоко, прерывисто вздохнув, она вновь повернулась к брату; и когда заговорила, голос ее был настолько мягким, насколько ей позволяли кипевшие внутри эмоции. В первую очередь — гнев, замешанный на отчаянии. — Мы занимались музыкой. Мы считаем, что жили ей, но живем мы и теперь, без нее. А ею — просто занимались. Только эти занятия свели все наше существование к одному-единственному аспекту, а этого делать нельзя. Нельзя сводить жизнь к одной музыке, одной цели, одному человеку, одной работе, одной семье. И за играми в новых Моцартов мы подзабыли, что помимо музыки есть в мире и другие вещи… много вещей, прекрасных и классных вещей, которые так глупо не узнать и не попробовать, пока ты еще здесь. Теперь мы можем заниматься этим другим. — Присев на корточки, Динка примиряюще накрыла искалеченные Лешкины руки своими — такими же. — Почему бы тебе не понять это? Почему бы не начать наконец по-настоящему жить?»
Даже сейчас Ева помнила все в мельчайших деталях. К примеру, какими были глаза брата, когда, вдоволь насмотревшись на их пальцы, он поднял взгляд.
Взгляд, уже тогда принадлежавший мертвецу, которым он стал две недели спустя.
«А что, если я просто не могу?»
— …Ева?
Она моргнула. Лишь сейчас осознав — память уволокла ее так глубоко в прошлое, что голосу Герберта далеко не сразу удалось вернуть ее оттуда. Лишь сейчас понимая, насколько ее собственные душеспасительные речи, которые она обращала к некроманту не так давно, напоминали давние интонации сестры.
И насколько слова их мертвого брата напоминали иные изречения Герберта.
— Скажи, зачем тебе нужен этот призыв Жнеца?
Резкий вопрос вырвался у Евы внезапно. Для него, но не для нее. И, конечно же, Герберт разом помрачнел: явно недоумевая, зачем нужно портить такими дурацкими вопросами такой хороший день, сыпавший на них с серых небес редкий снег.
Но не спросить Ева не могла.
Она обязана сделать то, что не попыталась сделать шесть лет назад. То, что так и не получилось у Динки. То, что толкало Еву читать проповеди колючему венценосному снобу, тогда еще бывшему ей никем. Или убедиться, что в действительности она снова не имеет на это права.
Только теперь — не из-за трусости.
— Ты и так сделал то, чего не удавалось никому до тебя, — не дождавшись ответа, продолжила она. — Изобрел новый вид стазиса. Посмертную регенерацию. Способ поднять разумное умертвие. Ты уже войдешь в историю. А если проживешь долгую жизнь вместо того, чтобы с немалой вероятностью погибнуть в двадцать три, и совершишь еще десяток великих открытий, прославишься еще больше. Укреплять власть королевской династии тоже ни к чему, учитывая грядущий переворот. Мираклу, конечно, не помешает поддержка нового Берндетта, но в целом он явно может обойтись и без нее. Так почему ты так хочешь призвать Жнеца?