— Частному лицу трудновато было бы восстанавливать такую домину, учитывая то, в каком состоянии она пребывала, — сказал Джордж, внимательно приглядываясь к Барни.
— Трудновато, это точно, но я мог бы сделать необходимый минимум работ, перевез бы сюда Нелл и ребятишек, а там потихоньку занялся бы остальным. И при нынешних ценах на недвижимость я не мог бы приобрести ничего другого, только дом таких размеров и в таком состоянии. Всем подавай что-нибудь современное вроде бунгало или полубунгало, цены на них фантастические, а эти дома при всей своей величине идут чуть ли не за бесценок. Их без прислуги содержать нельзя, вот как все считают, а ремонт стоит уйму денег. Но ведь ремонтом-то занимался бы я сам, да и Нелл выросла на ферме в Уэльсе и прекрасно соображает, как распорядиться большой жилплощадью с минимальной затратой усилий. Эх, хотите верьте, хотите нет, но мы уже было решили, что домик этот наш. Я даже начал строить планы его переделки, вот ведь как был уверен. А зря! Заметив на аукционе представителя Армиджера, я понял, что нам крышка. Если бы не он, мы могли бы приобрести этот дом на наши сбережения, больше ведь никому он не был нужен. — Он мрачно уставился на свое пиво и вздохнул. — Но нет, ему нужно было выхватить кусок прямо у нас из-под носа, и вот теперь полюбуйтесь на это чудовище. Всего можно ожидать от человека, превратившего «Радостную женщину» в «Веселую буфетчицу».
— Значит, раньше дом так назывался? — искренне удивился Джордж. — Впервые слышу.
— Зато я, поверьте мне, хорошо знаком с историей этого дома. Ходил в архивы, читал, когда думал, что мы будем в нем жить. Перед тем как стать частным жилищем, он много столетий был пивнушкой, корчмой под вывеской «Радостная женщина». Красиво, не правда ли? Восходит примерно к 1600 году. А прежде он тоже был частным жилищем, а еще раньше — фермой Чарнокского монастыря. А теперь он «Веселая буфетчица», только и всего.
— Бизнес есть бизнес, я полагаю, — рассудительно заметил Джордж.
— Какой там, к черту, бизнес! С этой пивнушкой он готов скорее терпеть убытки, чем уступить родному сыну хотя бы какую-то часть своего приобретения. Вот и весь сказ.
— А что, его сын хотел купить какую-то часть?
— Он вошел со мной в долю. Мы собрали все, что могли, и скинулись, чтобы купить это местечко на аукционе. Амбар мы хотели превратить в студию для него и Джин, а я с Нелл и ребятишками собирался поселиться в доме. Амбар-то вы видели? Там прямо через двор. За ним сейчас устроили стоянку для машин. Он каменный, построен на века. Для студии подошел бы идеально. Но его любящий папаша каким-то образом пронюхал об этом и решил, что не грех потратить несколько тысчонок, чтобы досадить сыночку.
Ссора в семействе Армиджеров не была новостью для Джорджа или любого другого жителя Комербурна. Считалось вполне естественным, что кипящий энергией и честолюбием, гордый тем, что всего добился сам, Армиджер захочет, чтобы его единственный сын пошел по стопам отца, а потом женился на наследнице другого пивного барона, почти удвоив таким образом размеры его империи. Но, пожалуй, вполне естественным было и то, что молодой человек решительно восстал против планов отца, воспротивился его воле и отказался становиться знатным пивоваром. Шли разговоры, что Лесли метил в художники, и, вероятнее всего, раскол с отцом был просто неизбежен, даже если бы он и не решил свою судьбу окончательно, обручившись со скромной конторской служащей с пивоваренного завода, не оправдав, таким образом, расчетов и надежд отца. Пересудов об этом было предостаточно, а теперь они и вовсе приобрели фантастический оттенок. Достоверно известно было только одно: Лесли вышвырнули из дома без гроша в кармане, а девушку то ли уволили, то ли она сама взяла расчет, и они поспешили зарегистрировать свой брак в муниципалитете. И, как только они поженились, публика перестала интересоваться ими. Ценность этих людей как источника сплетен упала, и о них забыли. Впрочем, Армиджер все еще преследовал их с таким остервенением, что лишил даже угла, где они могли бы свить гнездышко.