— Наверное, все-таки он не стал бы выбрасывать на такое дело все свои деньги, — предположил Джордж. — Он ведь любит денежки, этот Армиджер, ой как любит.
Уилсон решительно покачал головой.
— Это мы дошли до предела, он же был еще свеж как огурчик. Может, он и впрямь обожает деньги, но ведь у него их куры не клюют. И потом, он хочет, чтобы все было так, как он сказал. Это для него даже еще важнее, чем прежде.
— И все же у Лесли не было трудностей, если бы он пожелал вернуть доверие отца и обратил свои надежды…
— Нет у него никаких надежд. И нет отца. Это окончательно и бесповоротно. И, поверьте мне, это известие мгновенно облетело всю округу. А округа знает своего Армиджера. Будьте уверены, теперь уж никто не одолжит денег его сыночку. У него есть только то, что досталось от матери — около тысячи, и то, что он может заработать сам. Вы способны представить себе, чтобы кто-нибудь в этих местах по доброй воле вступил в союз с человеком, которому Армиджер объявил тотальную войну?
Джордж не мог представить себе таких людей. И дело было не только в деньгах и могуществе Армиджера, но и в беспощадной, наводящей страх силе его личности. Бывают люди, справиться с которыми под силу только героям, а герои на дороге не валяются.
— Чем же сейчас занимается малыш Лесли? — поинтересовался Джордж. Если подумать, при таких обстоятельствах малыш Лесли и сам становится героем, коль скоро ему приходится стартовать с гораздо менее выигрышной позиции.
— Работает упаковщиком, носильщиком и вообще на побегушках у Молдена, за восемь фунтов в неделю, — с горечью сообщил Уилсон. — Его, бедолагу, никогда не учили зарабатывать на жизнь, а живописью не оплатишь счета от молочника. Вот и ребенок уже на подходе, поэтому Джин скоро придется уволиться.
Армиджер снова с шумом ввалился в пивной зал, ведя новых гостей к бесплатным напиткам, величественно предлагая воспользоваться своим гостеприимством. Его голова была похожа на пушечное ядро, летящее сквозь толпу; гости опасливо шли за ним. Кажется, это были почетные гости. Хозяин рассаживал их в дальнем углу большого зала.
— Родители обычно в конце концов уступают, какими бы непробиваемыми они ни были, — не слишком уверенно молвил Джордж.
— Родители — да, но монолиты — нет. У Лесли всегда был только один родитель, то есть родительница, но она умерла около трех лет назад. Иначе, наверное, заступилась бы за него, когда они столкнулись лбами. Впрочем, особого влияния бедняжка, конечно, не имела.
Уилсон вытянул шею, чтобы посмотреть поверх голов на компанию в дальнем углу. Сидящие там люди привлекли внимание и других посетителей бара. Бесстрастный женский голос произнес; «Вульгарное чудовище!» А мужской, менее бесстрастный, пробормотал: «Значит, на стоянке я все-таки видел ее красный автобус. Китти Норрис. Я еще подумал, что второго такого тут быть не может».
С Армиджером сидели трое. Мужчина являл собой полную противоположность хозяину и именно поэтому представлял для него ценность. Джордж хорошо видел контрасты и разбирался в их подоплеке. Дома, в которых шумный задиристый Армиджер был нежеланным гостем, широко распахивали свои двери перед элегантным и вкрадчивым, статным и седовласым Реймондом Шелли; там, где в ходе переговоров требовался тонкий подход, Армиджер, пренебрегавший такими вещами, пользовался любезностью и тактом Шелли. Номинально Шелли считался штатным юрисконсультом, на деле же был вторым лицом в компании, вторым «Я» Армиджера, которое прятали или извлекали на свет в зависимости от обстоятельств. Средних лет, спокойный и выдержанный, не очень энергичный и не слишком расторопный в личных делах, он давал Армиджеру то, чего тому как раз недоставало, а за это Армиджер обеспечивал Шелли столь необходимыми ему деньгами. А еще он был доверенным лицом Китти Норрис и много лет близко дружил с ее отцом. Китти сидела рядом с ним в черном платье с широкой юбкой, в котором выглядела еще моложе своих двадцати двух лет, с радужным шарфиком на плечах и с кружкой пива в руке. Стало быть, подумал Джордж, любуясь ее четким профилем, белевшим на фоне розоватого света, это и есть та самая девушка, которая на днях подвезла нашего Дома. Он тогда больше ни о чем не мог говорить, кроме этой ее машины! Как все просто, когда ты так молод!
Третьим лицом в их компании была красивая, смиренного вида спокойная женщина лет сорока пяти, в черном костюме. Она вставляла сигарету в черный мундштук. В движениях длинных кистей ее рук и стана, скрытого платьем строгого покроя, чувствовались грациозность и сила. Она не вмешивалась в разговор мужчин. Умные глаза человека, не питавшего никаких иллюзий, бесстрастно оглядывали их лица. Лишь посмотрев на Китти, женщина улыбнулась мимолетной многозначительной улыбкой, как бы вступая в мысленный контакт с ней и отодвигая мужчин на второй план. Женщины с такими деловыми качествами, как у Рут Гамилтон, посвященные во все тайны своих нанимателей, частенько с легким презрением относятся к тем храмам, которые держатся на их плечах, и тем богам, которым они верно служат.