И тогда Дэвид Маркэнд понял: не тело этой женщины в нем пробудило вожделение, но сон, в который был погружен ее мир. Она легла на постель, и он склонился над нею. Она лежала неподвижно, словно погребенная в земле и там продолжающая жить. Он пожелал для своей жизни тело, подобное ее толу, - он, который был бесплотен. В этом теле был покой, а он устал...
- Да, Том. Элен Маркэнд у телефона.
Элен протянула свободную руку, и маленькая Барбара подбежала к ней. Элен прижала к себе ребенка; так она будет молчать... приникнув к ее телу.
- Откуда вы говорите, Том?
- Из Вашингтона. Что нового, Элен?
- Ничего, все здоровы.
- Элен, вы меня хорошо слышите?
- Прекрасно.
- Дэвид здесь.
Элен замерла, и ее рука крепко прижала головку ребенка к груди, чтоб успокоить дыхание.
- Вы хотите сказать - он с вами? Откуда вы говорите?
- Он в Вашингтоне.
- Не с вами?..
- Он мне звонил часа два тому назад. Он сказал, что сейчас же едет ко мне в отель.
- Два часа!
- Я жду его с минуты на минуту.
- О Том!
- Не тревожьтесь, Элен. Вы ведь знаете Дэвида. Его "сейчас же" может означать и вечером. Он в Вашингтоне. Он из Вашингтона не уедет.
- О, хоть бы он пришел!
- Он сказал, что придет.
- Я чувствую, что он придет. Ждите его, Том.
- Я отменил все свои дела. Я никуда не выйду из этой комнаты, пока он не переступит ее порога.
- О, благодарю вас!
- Элен...
- Да... он придет.
- Элен, что я должен сказать ему, когда он придет.
- Привезите его домой. Не дайте ему исчезнуть снова. Скажите ему, что я знаю, где он, и что я прошу его вернуться домой.
- Я скажу ему.
- Он готов к возвращению. Я уверена, что он готов. Война... У него должны были открыться глаза. Потому-то он и позвонил вам.
- Он сначала звонил в Нью-Йорк. У него нет денег.
- Он хочет узнать у вас, Том, что я... как я теперь... как я теперь настроена.
Барбара молчала, не сводя с матери глаз.
- Может быть, - сказал Том.
- Я уверена. Столько времени прошло, он хочет сначала узнать, как я настроена. Скажите ему, чтоб он вернулся. Что вы говорили со мной и я сказала: Дэвид, возвращайся домой.
- Понимаю.
- Война разбудила его!
- Может быть, война...
- Сейчас, когда цивилизация в опасности, он будет знать, что ему делать. Он должен понять. Том, не может это быть случайностью, что он позвонил именно сегодня... Разве вам не ясно, Том? Он всегда искал дела, достойного себя. Теперь он найдет его. Он уже нашел его.
- Он может блестяще послужить родине, если захочет... В этом нет сомнения, Элен. Президенту понадобятся такие люди, как Дэвид.
- О, но почему же он не идет? В каком вы отеле?
- Элен, я позвоню вам, как только он придет. Во всяком случае, я буду вам звонить каждый час.
- Мам, - говорит Барбара, - не держи меня так крепко, мам.
- Я буду терпелива, - сказала Элен. - Я не буду звонить вам. Я буду ждать.
Маркэнд глядел на эту плоть, служению которой он предался... сведенные губы, живот, трепещущие веки... к горлу подступила тошнота. Ища спасения, обе руки его поднялись к горлу женщины, чтобы задушить ее. Глаза негритянки раскрылись, тело погрузилось в дрему; ее глаза и тело без боязни были обращены к нему из бесконечной, непреодолимой дали. Руки Маркэнда разжались, по телу прошла дрожь. Он встал с постели, отошел в дальний угол комнаты. Он вернулся к женщине.
Она лежала и кроткими глазами смотрела на него: нерушимая преграда похоти или вражды больше не стояла между ними. - Она сладостна, сладостна, как земля... Но не это мой путь.
- Мне очень грустно, - сказал он, сознавая, что никогда она не поймет всей глубины его грусти.
Когда Маркэнд вышел на улицу, он почувствовал, что легкая дрожь, охватившая его тело, перешла в озноб. Он пошел вперед; он начал понимать, откуда эта дрожь. - Нет, не так легок мой путь. Не так легко родиться моему телу. Я дрожу не от мысли о женщине, не от того, чего она захотела.
Проехал кэб, и он окликнул его.
- "Нэшнл-отель", - сказал он.
Правительственные здания щеголяли пустотой; великолепно пуст был купол Капитолия; благоденствующие толпы на улицах слились в единое тело, гладкое и жизнерадостное, несомое потоком пустоты. Маркэнд узнал бесчувственный город: его камни, его учреждения, его тело, плоть пустоты. По здания стояли твердо, жернова учреждений мололи, мололи: мертвая плоть живет! Маркэнд сидел в кэбе и дрожал. Теперь смысл этой дрожи полностью открылся ему.
Эта пустота, облеченная плотью, подчиненная строгой иерархии, все еще была - он сам. Это все еще было тело жизни, которой полон был мир и он сам. Нельзя вступить в жизнь с омертвевшим телом! От животного мира негритянки он отшатнулся дрожа, потому что ее мир не был его миром. - Не так легок мой путь...
- Чтобы переступить порог моей жизни, - громко сказал он самому себе, я должен прежде прямо взглянуть на тело моей смерти и разрушить его. - Его искания... его прошлое, его семья, его мысли... Чудовищным было его стремление в чувственной воле негритянки найти выход, укрыться в покое, которым проникнут ее мир! - Это была еще одна попытка умереть. Несмотря на обещание, данное Джейн и Берну, я все еще хотел смерти. - И все его тело задрожало.
Но в этой дрожи заключалось нечто большее. Теперь он понял, что это пробуждалась воля в мертвой плоти, которой все еще был он сам, и город, и мир: воля к конечной победе над собой и к возрождению!
Маркэнд осмотрелся: крупный мужчина в вельветовом костюме, серой фланелевой рубашке и широкополой шляпе, выпрямившись на сиденье кэба, ехал среди смерти, окутавшей Вашингтон.
Эта дрожь его тела, он знал, лишь начало. Дрожь должна вырасти, должна усилиться, должна яростной судорогой охватить все тело мира. Она должна сотрясти пустые здания, смолоть в порошок жернова учреждений, она должна повернуть людской поток, несущийся к смерти, вспять, к его источнику - к жизни.
Маркэнд подумал о Реннарде, которого он сейчас увидит. Он подумал об Элен... ожидающей его. - Это тяжкий путь, и он будет долог.
Он знал, ощущая дрожь своего тела, что любит Элен и что она по-прежнему жена его; что он будет любить своих детей, когда снова узнает их. - Что же, их жизни - тоже часть этой окутавшей их всех смерти, этого враждебного тела, уничтожению которого я должен помочь? - Он знал, что это так.
Вот почему он должен был их покинуть.
И вот почему теперь, став сильным, он должен вернуться к ним.
1927. Сен-Джордж д'Олерон, Франция. 1932-1934. Нью-Йорк - Сьерра де ла Вентана, Аргентина.