— У вас, Ленка, авантюристическая натура. Что вы сказали Гаклу о том, где были?
— В Гавловицах, зачем мне было лгать. Но о том, что знает Залеска, не решилась ему сказать. К тому же я страшно устала, у меня закрывались глаза. Мы спали, пока нас не разбудил утром этот гвалт. Когда узнали, что случилось, нам обоим стало плохо. Вначале никто ничего толком не знал. Поэтому Руда подумал, что она покончила с собой. Страшно расстроился, считал, что он во всем виноват. Потом мы узнали правду… У меня было что-то вроде шока. Беспрерывно текли слезы, и я никак не могла их остановить. Руда мне велел о своих ночных приключениях вам не рассказывать. Сказал, что на меня падет подозрение, а это ни к чему. Он подтвердит мое алиби. От такого грязного дела, как убийство, лучше держаться подальше. Скажем, что вместе провели всю ночь. Правда, тогда всем станет известно о наших отношениях. Но ему на это наплевать, потому что он меня любит и будет разводиться… Согласитесь, это было благородно с его стороны. Но не думайте, что я была без ума от счастья… у меня слезы не просыхали. Наверное, я оплакивала… — Ленка замолчала.
— Договаривайте.
— Я вам покажусь глупой и наивной. Наверное, я оплакивала свою любовь. — Она на мгновение замолчала. — Я почему-то поняла, что она ушла… Странно, правда?
— Совсем нет.
— Но вы должны признать, пан капитан, что с его стороны это было благородно. Если бы я тогда рассказала вам то, что сейчас, вы меня бы арестовали. — Она вопросительно посмотрела на Янду.
Он качал головой, собираясь ответить, но в этот момент открылась дверь, и внутрь заглянул Петр Коварж.
— Уже можно? — спросил он.
— Еще минутку, Петр. Дитя своего века заканчивает исповедь.
— Вы… — Она не закончила вопрос.
— Скорее всего я перегнул бы вас через колено и как следует надавал по мягкому месту. Впрочем, желание это не пропало у меня и сейчас. Вот чего вам в детстве очень не хватало! — Он улыбнулся ей, поднялся и начал ходить по комнате. — Но вместо этого предлагаю заключить такой дружеский договор. — Капитан остановился около ее кресла. — Доверие за доверие, хорошо?
Она посмотрела на него и молча кивнула.
— Забудьте всех и останьтесь с Михалом, — произнес он серьезно.
— Да… я сама…
— Оставайтесь в замке, как и все остальные, — продолжил Янда. — Но Михал пусть не отходит от вас ни на шаг. Вцепитесь в него, как клещ.
— Спасибо за совет, пан капитан. Я так и сделаю, — сказала она слабым голосом, а Янда подумал, что это действительно еще ребенок.
Потом он открыл дверь в рыцарский зал и позвал своих сотрудников.
13
Эмила не обращала внимания на дождь и, пока была видна дорога, ехала с приличной скоростью. Но перед Прагой на нее обрушилась гроза. «Дворники» уже не справлялись с потоком воды, по крыше забарабанил град. Гроза бушевала прямо над головой. То и дело воздух рассекали молнии, и одновременно землю сотрясали громовые удары.
Сбавив скорость, Эмила медленно ехала по обочине, пока не заметила поворот на проселочную дорогу. Свернув на нее, заглушила мотор. Ливень все усиливался, и Эмила начала нервничать. Непредвиденная задержка ломала ее планы. Нужно было еще заехать в кафе «Славия», а это немалая потеря времени в переполненном машинами центре города. «Если гроза продлится даже не слишком долго, — подумала она, — все равно в Угошть попаду в сумерках. А скорее всего ночью».
Ей пришлось ждать почти час. Наконец ливень стад переходить в дождь, интервалы между грозовыми разрядами увеличились, и на западе прояснилось.
Эмила открыла дверцу и осмотрелась. Дала задний ход, выехала на шоссе и по асфальту, покрытому лужами, покатила к Праге.
— Пан Гакл, — начал Янда, — сегодня мы постараемся закруглиться побыстрее, поэтому сразу скажу вам, что в ваших показаниях нас прежде всего интересуют два момента. Первый: что вы делали сегодня с двенадцати до двух и когда вы в последний раз видели архитектора Яначека. И второй: что вы на самом деле делали вечером двадцать второго мая, а также ночью, начиная с того момента, когда Мария Залеска рассталась с вами в коридоре второго этажа… С кем вы разговаривали, кого видели, кто видел вас… Думаю, нет нужды говорить, что ваши первые показания неправдивы а что вы совершили серьезный проступок. У вас есть возможность исправить положение. Прошу вас, начинайте. Сначала о сегодняшнем дне.
— Если позволите, я предложил бы начать с третьего. С показаний о событиях сегодняшней ночи…
— Об этом я информирован. Знаю также, что меч палача находится в вашей комнате. Мы его передадим в лабораторию. Вы, видимо, предполагаете, что у Седлницкого и Беранека, в комнате которого хранился меч, в ночь убийства под рукой было наиболее подходящее орудие…
— Не только у Седлницкого и Беранека, — прервал его Гакл, — там ведь жил и Яначек. Возможно, он видел убийцу с мечом. По крайней мере, ночью в присутствии всех утверждал, что знает, кто убил Марию, и что этот человек находится среди нас. Его заявление, между прочим, могло стать причиной…
— Его смерти. Возможно, вы правы. Может быть, вы действительно обнаружили орудие убийства и таким образом как бы… вырвали занозу из пятки. Уверяю вас, мы уделим этому должное внимание. А теперь прошу рассказать о сегодняшнем дне, — предложил капитан вежливо, но твердо.
— Понимаю, — Рудольф быстро заморгал длинными черными ресницами. — Все время до обеда Яначек работал со мной на экспозиции. Но, скажу вам честно, работа не клеилась. В воздухе прямо ощущалось какое-то напряжение. Вначале нам помогала Ленка, которая пришла попозже, потому что ночевала у матери. Уже около десяти она стала жаловаться на головную боль. Выбегала каждую минуту — то выпить таблетку, то потому, что после выпитого лекарства ей стало плохо. Наконец я ее отпустил, чтобы она пошла полежать.
— Во сколько? — спросил Коварж.
— Еще не было одиннадцати. Ушла и больше не появись. Мы остались с Яначеком, который выглядел каким-то обиженным.
— Можете объяснить почему?
— Трудно сказать. Он с утра фырчал на меня и на Ленку. Может быть, причиной были какие-нибудь сплетни. В этом нет ничего удивительного, после того… первого… убийства мы живем в ненормальной обстановке, отношения между нами напряженные. Ночью в коридоре чуть не подрались… Около двенадцати Яначек заявил, что идет обедать. Я попросил его — да, попросил! — задержаться, чтобы закончить зал. Он ответил, что после обеда будет достаточно времени, и ушел. Больше я его не видел. Живым.
— А вы остались в зале и продолжали работать?
— Что мне оставалось делать? Я хотел быстрее закончить, чтобы уехать наконец из этого проклятого Клени. Вешать картины на силоновые нити одному без помощника очень неудобно — нити скользят, узлы развязываются. Но я сжал зубы… Твою работу за тебя никто не сделает, сказал я себе.
— Заходил ли в это время кто-нибудь в зал?
— Нет, все время я был один. Но видел, как Рафаэль Седлницкий и тот… пожилой мужчина, что у него гостит, крались по коридору. Они то и дело шипели друг другу: «Тсс!», поэтому при нашей прекрасной акустике их было слышно во всех залах. Я, тоже крадучись, подошел к двери посмотреть, что происходит, и видел, как гость попал в силоновую петлю. Тут они уже стали ругаться громко. Я решил, что Кваша снова сходит с ума, разыгрывает своего гостя, и вернулся к картинам.
— Сколько было времени, когда вы их услышали?
— Понятия не имею. Мне не пришло в голову посмотреть на часы. Может быть, они знают.
— Значит, вы продолжали работать…
— Да, какое-то время. Потом я почувствовал голод и решил, что пора пообедать. Только тогда я посмотрел на часы — была половина второго. Я отправился за Ленкой, чтобы, если ей лучше, вместе куда-нибудь пойти. К моему удивлению, ее не было в комнате, и даже постель оказалась непримятой. Я подумал, что, возможно, она в хранилище у девушек, с которыми немного подружилась. Заглянул туда, но Ленки там не было, а девушки вместе с Бенешем вовсю трудились. Они тут же решили устроить перерыв и пойти на обед в ресторан. И меня позвали с собой. Я спустился с ними вниз, но от приглашения отказался, так как мне не давало покоя отсутствие Ленки… Одолжив девушкам ключа от барбакана, чтобы они сократили себе путь, я пошел насмотреть, пет ли Ленки у Беранека или Седлницкого. Иво крепко спал. Едва я успел его разбудить, как раздался рев. Ужасно громкий, бьющий по нервам. Мы побежали в барбакан… Вот, собственно, и все.