Глаза Дарнторна застилало странной пеленой. Льюберт смогргнул и ощутил, что с ресниц что-то капнуло. А потом еще раз. Только после третьей прокатившейся по носу капли Дарнторн наконец сообразил, что плачет.
Он уже не помнил, когда плакал в прошлый раз - но, кажется, ему тогда было лет десять.
…Брошенный первым такийцем факел прочертил широкую дугу и упал на соломенную крышу лазарета.
Скулы у "дан-Энрикса" побелели. Он попытался рывком взвести найденный арбалет, но, разумеется, не преуспел.
- Помоги мне!.. - прошипел Пастух. И, не услышав никакого ответа, обернулся.
Обнаружив, что его с Дарнторном разделяет уже почти дюжина шагов, "дан-Энрикс" растерялся.
- Ты куда? - спросил он совсем тихо. - Ты… Ты же не трус, Дарнторн!
Пастух смотрел на него с таким выражением, как будто бы действительно считал, что Льюс сейчас вернется - принимать участие в бездарной, никому не нужной схватке, которую они проиграли еще до начала. Дарнторну очень хотелось со всего размаха врезать энонийцу по лицу - и посмотреть, как брызнет кровь из сломанного носа. И одновременно он не мог отделаться от ощущения странной беспомощности. Хегг возьми этого Рикса, ну почему с ним всегда так сложно?..
- Пропади ты пропадом, Пастух! - процедил Льюберт с ненавистью. - Я с тобой вместе подыхать не собираюсь.
Он развернулся и, уже не думая о Риксе, бросился к спасительной опушке. Но успел преодолеть не больше двадцати шагов.
- Стой! - с бессильной злостью крикнул ему вслед Пастух. - Вернись назад, или я сам тебя убью.
Дарнторн посмотрел через плечо, и обнаружил, что "дан-Эриксу" каким-то чудом все же удалось взвести проклятый самострел.
Но останавливаться было глупо. Выстрелит ли Рикс - это еще вопрос, а вот вернуться - это уже несомненное самоубийство.
Льюберт отвернулся побежал дальше, ожидая, что его вот-вот прошьет насквозь короткий арбалетный болт. Он даже успел мысленно спросить себя, успеет ли он в таком случае хоть что-нибудь почувствовать, или просто споткнется на бегу и рухнет носом вниз?
Его так и тянуло обернуться и проверить, собирается ли Рикс стрелять. Но Льюберт запретил себе даже думать об этом. Только добежав до леса, Льюберт посмотрел назад. Но Рикса у ограды уже не было.
…Воспоминания были такими яркими, что Льюберт заскрипел зубами. Мутная вода, которую он горстями подносил ко рту, пахла болотной тиной, а на вкус была соленой, словно кровь. Этот противный, ржавый вкус преследовал его весь вечер и всю ночь - с того момента, как он наблюдал погром деревни, спрятавшись за деревом. Он видел, как из горящего лазарета бросились наружу все, кто еще мог держаться на ногах. И как шэддеры без особого труда справлялись с ранеными, большая часть из которых даже не имела при себе оружия. Глядя на это, Льюс так сильно стиснул зубы, что из прикушенной щеки потекла кровь, и во рту сразу стало гадостно и солоно.
А потом он еще раз увидел Рикса. Встрепанного, в выпачканной копотью рубашке, со сбившейся повязкой на руке. Пастух обогнул полыхающий, будто костер, амбар, и вылетел из-за него как раз наперерез такийцу в островерхом шлеме с белым гребнем. Тот только что поджег свой факел от горящих досок ветхого амабара, и намеревался бросить его на все еще не занявшуюся крышу соседнего дома. Увидев мальчишку, выскочившего буквально под копыта его лошади, такиец бросил факел и рванул из ножен меч. Клинок он обнажил быстрее, чем Дарнторн успел моргнуть - наверное, и в самом деле был хорошим воином.
Заметив взведенный самострел, такийец попытался поднять лошадь на дыбы и заслониться от выстрела, но Рикс опередил его.
Должно быть, Пастуху нечасто приходилось стрелять из арбалета. С непривычки рука энонийца дернулась и, вместо того, чтобы пробить нагрудник шэддера, стрела вошла под полукружья шлема нагорийского вельможи.
Когда такиец конвульсивно дернулся и запрокинулся назад, уздечка, которую он продолжал по инерции сжимать в руке, наверное, едва не порвала рот его лошади. Тяжелые копыта поднятого на дыбы коня мелькнули прямо у "дан-Энрикса" над головой. С такого расстояния Дарнторн не различил, куда пришелся сам удар, но видел, что южанин вскинул руки к голове, нелепо пошатнулся и упал, словно подрубленный.
А конь размашистой рысью помчался прочь от деревни, бросаясь из стороны в сторону и взбрыкивая, как любая лошадь, которая хочет избавиться от наездника. Убитый Риксом шэддер еще некоторое время болтался в седле, пока после очередного дикого прыжка черного жеребца не рухнул на траву. Льюберт следил за всем происходящим с каким-то тупым и мрачным безразличием, пока не осознал, что конь бежит в сторону леса, и, вне всякого сомнения, должен будет остановиться у опушки. Дарнторн еще никогда не видел лошади, которая по доброй воле стала бы ломиться через заросли барсучьей ягоды и тысячедорожника.
В голове Льюберта мгновенно возник план - поймать коня, повернуть в лес и ехать в сторону Сокаты, где должны были встать лагерем имперские войска. Изловить лошадь оказалось даже проще, чем он думал, но забыть увиденное не помогли даже несколько часов в седле. Дарнторн уже в который раз спросил себя, жив ли сейчас «дан-Энрикс». А если все-таки жив, то смог ли он спастись или угодил в плен к такийцам. Вспоминая то, что рассказывали о «Горностаях», впору было пожелать Пастуху легкой смерти в схватке за деревню. «Llex elvien donv mes val’-enor are» - пробормотал Льюберт старую молитву Всеблагим. Ллекс элвиен донв… если «дан-Энрикс» непременно должен умереть – пусть он, по крайней мере, умрет быстро.
Сначала они двигались бесшумно и осторожно, как две крысы, в любой момент готовые нырнуть назад в свою нору. Но потом, удостоверившись, что рядом нет ни одного живого человека, мародеры осмелели. Они постепенно продвигались в его сторону, разгребая головешки и переворачивая неподвижные тела. Теперь они переговаривались, даже не пытаясь приглушать свои голоса.
- Тут еще котелок, только совсем обугленный. Думаешь, брать?..
- Бери. Отчистим - пригодится. Эй, смотри-ка, мертвый "Горностай". Даже с оружием. Я возьму меч, а ты снимай с него все эти тряпки.
Через несколько минут, ограбив труп, они двинулись дальше, причем в темноте один едва не наступил на Рикса.
- О, да тут еще один! - сказал он удовлетворенно, ткнув южанина носком сапога. - Нога почти такая же, как у тебя. И сапоги хорошие, так что бери. Если совсем окоченел, я тебе помогу.
Крикс почувствовал, как кто-то тянет его за ногу.
- Нет, не окоченел. Он… Мэлтин! Он еще живой, - ответил второй мародер, нагнувшись над "дан-Энриксом" и проведя ладонью по его лицу.
- Кто, "Горностай"?
- Какой там "Горностай". Это имперец… совсем еще мальчик. Жалко его так бросать.
- Ну хорошо, добей его, только быстрее. Хочешь, дам свой нож?
Крикс почувствовал, как чьи-то пальцы прикасаются к его лицу, приподнимают голову и ловко, с большим знанием дела ощупывают края раны. Энониец попытался приоткрыть глаза, но ничего не разглядел - только неясный силуэт сидевшего на корточках человека. Его собеседник, предлагавший первому свой нож, был где-то за спиной у Рикса. Наклонившийся над энонийцем человек нетерпеливо возразил:
- Да нет же, Мэлтин, ты не понял. Он не умирает, просто ранен. Заберем его с собой.
- Ну нет. Хочешь его забрать - тащи сама.
"Сама?.. - подумал Рикс. - Это что, девушка?"
В голосе первого прибавилось металла.
- Астер захочет допросить этого парня, когда он придет в себя. Может, он даже знает, где теперь искать Эзара и его гвардейцев. Так что хватит ныть и поднимай его.
Второй человек что-то проворчал и, наклонившись над "дан-Энриксом", закинул его к себе на плечо.