Были у Даррека такие планы или нет, так и осталось неизвестным. Но зато, похоже, он решил по мере сил оберегать "дан-Энрикса" во время штурма.
Крикс внезапно осознал, что появление Данара рядом как раз в тот момент, когда такийец должен был его прикончить, вовсе не было случайностью. Выходит, Дар ни на минуту не задумался, прежде чем броситься за ним в пролом стены.
- Я понимаю, что ты это только ради Тареса, - выдохнул Рикс, не столько защищаясь, сколько пятясь от ударов. Тело умоляло о пощаде. Больше всего на свете Крикс хотел бы, чтобы это было тренировкой, на которой можно просто попросить противника о передышке. - Но это неважно… Астер как-то раз сказал мне, что спасти кому-то жизнь… - Крикс задохнулся. Говорить и драться было слишком трудно. Но закончить было очень важно, и, хватая воздух ртом, "дан-Энрикс" продолжал - Спасти кому-то жизнь - это как дать большую сумму в долг. Если ее не возвращать, то нарастут проценты втрое против первой суммы. Астер считал, что должен мне. Я с этим не спорил - значит, согласился, что он прав. То есть теперь я твой должник.
Внезапно оказавшийся с ним рядом Берес отвлек его противника, и Крикс наконец-то смог хоть ненадолго опустить налившиеся свинцом руки.
- Астер говорил, что это Истинная магия, - закончил Рикс, переводя дыхание.
Перед глазами все плыло. Кто-то тряхнул его за плечо и голосом Мэлтина спросил:
- Какая магия?.. С кем ты все время разговариваешь?
- С Даром.
Мэлтин чуть помедлил, прежде чем ответить:
- Его только что убили. В шаге от тебя. Я думал, что ты видел.
"Этот день войдет в историю" - подумал Ирем, увидев над собой призрачно-серый силуэт донжона. Вопреки всем законам тактики, стратегии и логики несколько тысяч человек сумели захватить самую знаменитую во всем Нагорье крепость, до сих пор считавшуюся неприступной.
Трепетавший на вершине башни стяг с эмблемой Бешеного принца доживал последние минуты.
- Сто ауреусов тому, кто сменит их штандарт на флаг дан-Энриксов! - распорядился Ирем. Глаза загорелись не только у простых латников, но и у многих рыцарей. Спокойно пренебречь подобной суммой мог только богач вроде Бейлора Дарнторна.
Из донжона почему-то не стреляли. Башня выглядела брошенной на произвол судьбы, и Ирем удивленно сдвинул брови. Может быть, в донжоне есть подземный ход, через который сейчас отступают уцелевшие защитники?.. Впрочем, шут бы с ними, пусть спасают свою шкуру. Это лучше, чем терять своих людей, штурмуя башню.
На помощь коадъютору должны были с минуты на минуту подоспеть отряды лорда Кейра и Финн-Флаэна. Собственно, по его расчетам, оба рыцаря уже должны были быть здесь. Ирем не отказался бы узнать, с чем связана эта внезапная задержка.
- Монсеньор, такийцы!.. - крикнул латник из его отряда.
Само по себе известие не впечатляло. Ну такийцы так такийцы, не такое уж большое дело. Несомненно, кое-кто из уцелевших защитников Тронхейма должен был сопротивляться нападающим даже теперь. Но истерическая нотка, прозвучавшая в этом внезапном выкрике, Ирему сильно не понравилась.
- Сколько?
Впрочем, ответа не потребовалось, потому что в следующую секунду Ирем все увидел сам.
- Да чтоб тебя… - выдохнул Ирем и рванул из ножен меч.
"Таким числом они нас попросту сомнут, - подумал он. - Можно попробовать укрыться под стеной донжона, но это уж слишком очевидное решение. Так и кажется, что нас прямо-таки упрашивают выбрать этот путь. Нет, к башне отступать нельзя…"
- Назад! - резко скомандовал лорд Ирем тем, кому идея занять оборону у стены пришла одновременно с ним самим.
И будто в ответ на это предложение с верхней площадки башни хлынул настоящий дождь из стрел. Даже не оглядываясь, коадъютор знал, что его отряд тает с каждой секундой. Оказавшиеся позади имперцы вскинули щиты, чтобы прикрыть самих себя и оказавшихся поблизости товарищей, но те, кто отбивался от такийцев, оставались почти беззащитными для стрел, летевших в спину.
"Где сэр Альверин?.. - подумал Ирем с бешенством, вступая в бой. - Еще немного, и нас здесь перестреляют, словно куропаток".
Судя по всему, его недавнее предположение было пророческим. Похоже, этот день действительно войдет в историю - как бой, в котором человек, на протяжении десятка лет считавшийся лучшим военачальником в империи, позволил перебить своих людей и сам погиб в нелепейшей ловушке, угодить в которую было бы несмываемым позором даже для зеленого юнца.
Финн-Флаэна сэр Ирем так и не дождался. А вот подкрепление действительно пришло - в виде двух или трех десятков оборванцев, неожиданно напавших на такийцев с фланга. Как ни мизерна была такая помощь, она все-таки произвела на оставшихся невредимыми имперцев воодушевляющий эффект, и они стали оттеснять противников к ближайшей улице.
Если бы только у него было больше людей, подумал коадъютор. Тогда, может, те, кто уцелел в самые первые минуты боя, и сумели бы вырваться из этой крысоловки… Какое-то шестое чувство снова сохранило Ирема, не позволив ему броситься вслед отступавшему противнику, и пущенная со стены стрела в очередной раз пролетела мимо. Но вечно так продолжаться не могло.
- Держитесь, монсеньор!.. - крикнул один из оборванцев.
Голос был на удивление знакомым.
Коадъютор вдруг подумал, что уже не первый раз слышит от Рикса это "монсеньор". А между тем Ирем не мог припомнить случая, чтобы южанин обратился к нему так хотя бы раз за те два года, которые находился у него на службе. Вместо этого южанин ухитрялся всякий раз использовать либо официозное "мессер", либо "сэр Ирем". Раньше коадъютор всегда делал вид, что ничего не замечает. Про себя он был уверен, что подобным способом Рикс хочет показать ему, что своим настоящим сюзереном до сих пор считает лорда Аденора. Это было неприятно, но, по крайней мере, объяснимо. Разумеется, такому гордецу, как Рикс, была невыносима мысль о том, что коадъютор взял его к себе на службу вопреки его желанию. А ожидать, что энониец будет держать свои чувства при себе, было вдвойне нелепо, принимая во внимание характер Рикса. Ирем предпочитал игнорировать этот неявный бунт со стороны оруженосца точно так же, как "не замечал" яростных взглядов исподлобья, рук, засунутых в карманы, и тому подобных мелочей. Порой вся эта дурь безмерно раздражала, но избавиться от нее можно было только одним способом. То есть, по правде говоря, двумя, но ломать Рикса ему совершенно не хотелось. К счастью, энониец знал, где следует остановиться, так что для сторонних наблюдателей отношения сеньора и его оруженосца выглядели вполне прилично. Через некоторое время Ирему даже стало казаться, что все уладилось. Рикс больше не смотрел на него волком, перестал сердито огрызаться на любую шутку и держаться с сюзереном так, как будто постоянно ожидал подвоха. Иногда сэр Ирем даже думал, что южанин, в сущности, доволен своим положением. А что не называет "монсеньором" - да подумаешь, какая, в самом деле, разница?.. Но разница, конечно же, была, и это ярче всего проявилось в той бездумной легкости, с которой энониец наплевал на свою службу и отправился бродяжничать с антарцами.
Зато теперь - извольте! - "монсеньор". Хегг разберет этого Рикса… сэру Ирему, во всяком случае, мальчишка представлялся самым непонятным человеком среди всех, кого он знал.
"Ну вот куда ты снова лезешь?.. - с застарелым раздражением подумал он. - Жить надоело?"
Надоело Риксу жить или все-таки нет, но дрался энониец так, как будто страшно торопился на тот свет. Он даже не давал себе труда взглянуть, кто прикрывает ему спину, будто бы речь шла не о сражении, а о турнирном поединке на мечах.
На несколько секунд отвлекшись на двоих своих противников, сэр Ирем потерял "дан-Энрикса" из виду. Но, когда он снова отыскал его глазами, энониец был не только жив, но даже невредим. И даже более того - когда какой-то такиец проскользнул ему за спину, Крикс с ошеломившей коадъютора четкостью ударил с полуразворота. А потом, не сделав ни одного лишнего движения, отбил щитом удар, пришедший с совершенно другой стороны. Ирем почувствовал необъяснимый холодок под ложечкой. Он сам учил "дан-Энрикса" владению мечом. Тот был талантлив… честно говоря, даже весьма талантлив. Но ничего похожего на то, что Рикс творил сейчас, южанин раньше не умел. Сейчас Рикс двигался куда быстрее, чем обычно, и вдобавок все его движения отличались странной, хищной плавностью, которой Ирем раньше никогда не замечал. Такая перемена не могла произойти сама собой.