Выбрать главу

— Не притязающим на власть, живущим только чтоб служить, — сказал Фулгрим.

— Именно так.

— А теперь ты примарх.

— И опять — да. Твой ход, брат.

— Открывший свое истинное лицо.

— Разве это недостойно? — спросил Феррус, но не сумел скрыть гордость.

— Вовсе нет. Ты слишком прямодушен для притворства, дорогой брат.

Это было ошибкой. Фулгрим не собирался произносить эти слова вслух. Возможно, он не так хорошо контролировал ситуацию — и себя, — как думал?

Феррус раздраженно нахмурился.

— Это еще что значит?

Произнесенные слова не взять обратно, потому Фулгрим не стал отступать. Он указал раскрытой ладонью на доску с идущей игрой. Сделав последний ход, Фениксиец ответил с едва слышной печалью в голосе:

— Что ты не способен увидеть правду, когда она прямо перед тобой.

Гражданин, вставший рядом с новым примархом Ферруса в сделанном только что ходе, оказался экклезиархом. Оба дивинитарха Фулгрима и его второй экклезиарх тоже находились рядом. Они не могли одолеть примарха, ибо его правила хода и их относительное расположение такой возможности не давали. Но они могли сделать кое-что другое.

Феррус округлил глаза, заметив наконец ловушку.

— Не успел, — тихо сказал он. — Не успел…

Да, ни он, ни ты. И оказался слишком слаб…

Фулгрим на мгновение замер, не уверенный, откуда взялась эта мысль, но быстро пришел в себя.

— Это, — сказал он, постучав по груди в том месте, где колотилось сердце, — тебя и погубило. Ты слишком опрометчив, слишком горяч. Ты жертва своего гнева и своей самонадеянности. Как ты можешь быть столь нетерпелив, Феррус? Ты говоришь про изъяны, про качества великих людей. Но разве мы не велики? И не должны ли в таком случае видеть присущие нам недостатки? Ты их видишь?

У Ферруса не было ответа. Он лишь молча глядел на него, ничего не понимая.

Вторая ошибка.

Фулгрим кипел от недовольства, но уже не мог остановиться.

— Брат, почему ты меня не послушал? — спросил он. — Такие крепкие узы сковали нас после Народной. Ты был Разящим огнем, а я был Сокрушителем наковален. Во что теперь превратились эти благородные орудия и идеалы, которые мы преследовали, создавая их?

Феррус поднял взгляд от стола; его сердце словно сжала ледяная рука.

— Гамбит предателя? — спросил он — не потому, что не узнал стратегию, а так как не мог поверить, что Фулгрим использовал ее против него.

Гнев. Его сидящий перед Фулгримом Феррус понимал.

— Ты выглядишь раздраженным, брат, — прошипел Фениксиец.

— Потому что ты пытался перетянуть меня на другую сторону!

— И мне это удалось, Феррус. Ты сражался, проливал кровь, создал себе мощное орудие, а теперь оно мое.

Феррус толкнул столик, ударив им Фулгрима в живот, и вскочил.

— Брат! — Фулгрим тоже отодвинулся и попытался изобразить удивление.

Он опять ломается под грузом воспоминаний. Совсем как раньше.

— Ты смеешь… — процедил Феррус. Он ударил кулаком по доске, роняя фигуры.

— Смею что? Мы всего лишь играем товарищескую партию.

— Смеешь это? — Феррус стиснул челюсти. Фулгрим слышал, как он с ненавистью скрежещет зубами, но пока решил не вставать.

— Чем я тебя оскорбил? Сядь, пожалуйста. — Он указал на стул Ферруса, но тот был перевернут и отброшен в сторону. — Вернись к игре.

— Твоей игре, — зарычал Феррус. — В которой ты будешь пытаться сманить меня. Я — преданный сын Императора. Каким был и ты.

Он потянулся к оружию, но не нашел ни ножен на поясе, ни молота на спине.

— Сокрушитель наковален теперь у Пертурабо, — печально сказал Фулгрим. — Он зол на меня даже больше, чем ты, брат, как бы сложно тебе, полагаю, ни было в это поверить.

Жесткое лицо Горгона, безрезультатно пытавшегося понять, о чем говорит Фулгрим, прорезали сейсмические трещины.

— Где Пертурабо? — рявкнул Феррус. — Где мой молот? Отвечай!

«Обман раскрыт», — произнес в голове Фулгрима голос, вмешивавшийся в его последние мысли.

— Согласен, — печально пробормотал Фулгрим.

— С чем? — резко спросил Феррус.

— С тем, что этому пришел конец. — Фулгрим взглянул на тени и на стоявший там силуэт. — Я в тебе очень разочарован, — тихо проговорил он, после чего перевел свои змеиные глаза обратно на Ферруса. — А вот ты…

Феррус, казалось, не понимал.

— Объяснись.

Фулгрим подчинился, произнеся четыре слова, рассеявшие ярость Горгона и оглушившие его.

— Ты не мой брат.

Фулгрим резко схватил регицидный столик обеими руками и отшвырнул в сторону. Фигуры застучали по полу: императоры и граждане были низведены и уничтожены в мгновения. Игра закончилась, и Фулгрим предстал во всей своей дьявольской красоте.

Феррус отступил, когда второй примарх выпрямился в полный рост, поднимаясь высоко над ним.

— Чудовище… — выдохнул он.

Ответ Фулгрима представлял собой злобное шипение:

— Я предпочитаю слово «вознесшийся».

Тот, кого Феррус когда-то знал как воплощение абсолютного совершенства, как прекрасного царя-воина Хемоса, превратился в отдаленное подобие былого идеала.

Кожа приобрела лиловый оттенок, а вдоль змеиного тела бежали чешуйчатые гребни. Верхняя часть торса и лицо оставались почти такими же, как раньше, вот только глаза стали змеиными и пронзительными, и рот, казавшийся порой неестественно большим, был полон острых иглоподобных зубов. Ног у него больше не было: какая-то жуткая алхимия соединила их, и фехтовальный танец уступил молниеносным броскам ядовитой змеи.

Фулгрим хорошо знал свой облик. Он нередко нарциссически изучал его в многочисленных зеркалах. Лицезрел в мерцающем отражении вражеской крови. Замечал в глазах тех, кого собирался убить.

Он был смертоносен. Он был прекрасен.

Он был совершенен.

В отличие от этой убогой особи.

Феррус уже почти справился с отвращением и сжал кулаки.

— Это бесполезно, — равнодушно бросил Фулгрим и метнулся к нему.

Феррус взревел, когда тот вцепился зубами ему в горло и сомкнул пасть. В панике Горгон схватил Фулгрима за верхнюю и нижнюю челюсти и попытался их развести.

Кровь с еще большей силой захлестала из его сонной артерии, и Фулгрим начал кашлять. Горгон крепко держал челюсти, скривившись от боли и ненависти. Фулгрим ударил его когтями, оставив в броне глубокие царапины, однако Феррус по-прежнему отчаянно отказывался сдаваться.

Словно укротитель, смиряющий зверя, он перенес вес на ногу и опрокинул Фулгрима на спину, отчего монстр закорчился и зашипел.

— Теперь я вспомнил… — прорычал он, дополняя холодную, железную ненависть пылающим медузийским гневом, — твое предательство.

Он медленно развел челюсти Фулгрима, словно сомкнутые клещи.

— Трус!

Фулгрим заизвивался, неспособный говорить, пораженный мыслью, что вероятность получить значительные повреждения отнюдь не исключена. Он изогнулся, пытаясь высвободиться, но Феррус не отпускал.

— Надо было убить тебя на Исстване, — сказал Феррус. — Надо было…

Он действительно помнит. Все помнит, как Фабий и обещал.

— Я… — Феррус замер, ослабил хватку и непонимающе уставился на существо, в которое добровольно превратился его брат.

Он помнил слишком много.

— Ты пытался, — горько сказал Фулгрим, глотая звуки.

Резко изогнув змеиное тело, Фулгрим скинул с себя Ферруса. Тот покачнулся, рухнул на колено, но далеко не отодвинулся. Он скользнул рукой по полу, пытаясь удержаться от падения, и наткнулся на чей-то бронированный ботинок. Ничего не понимая, он обернулся и всмотрелся в тени.

Там кто-то был. Узнав силуэт, Феррус перевел взгляд на брата.

— Что это? — спросил он, борясь с противоречивыми эмоциями.

Фулгрим выпрямился и ударил ошарашенного брата шипастым хвостом, пробив металл, недавно истонченный когтями, и пронзив сердце.

— Думаю, это желание примириться с прошлым, — ответил Фулгрим с тихой обреченностью. — А иногда — пытка.