Во всяком случае в мире журналистов и болтунов таинственный убийца вызывал интерес, близкий к сенсации, независимо от того, был ли он фанатиком или нет. Безымянное существо наделили даже именем, или прозвищем. Впрочем, наш рассказ касается лишь третьей жертвы, так как только в этом случае патер Браун, герой наших набросков, имел возможность проявить себя.
Когда патер Браун, сойдя с трансатлантического пакетбота[6], впервые ступил на американскую землю, он, подобно многим другим англичанам, обнаружил, что представляет собой гораздо большую величину, чем предполагал до сих пор. На его родине малорослая фигурка, скромные манеры, близорукие глаза и порыжелая сутана остались бы незамеченными в любой толпе, а если и выделились бы, то разве что своей незначительностью.
Но Америка гениальна по части прославления и рекламы. И участие патера Брауна в расследовании двух-трех замысловатых уголовных случаев, а также его продолжительное общение с Фламбо, экс-преступником и детективом, создало ему в Америке громкую репутацию, тогда как в Англии о нем только-только поговаривали.
На круглой физиономии патера Брауна выразилось удивление и смущение, когда на набережной его остановила группа журналистов, которую можно было принять за шайку разбойников. Они стали засыпать его вопросами о вещах, в которых он менее всего мог считать себя компетентным, как то: о разных деталях дамских туалетов и о статистике преступности страны, где он оказался впервые.
Пожалуй, по контрасту с этой солидарной, действовавшей в боевом порядке группой бросалась в глаза одинокая фигура, стоявшая в стороне и своей чернотой выделявшаяся в этот яркий солнечный день, – фигура высокого человека с желтоватым лицом, в больших очках. Дождавшись, когда журналисты закончили, он остановил патера Брауна словами:
– Простите, не ищете ли вы капитана Уэйна?
Нужно извинить патера Брауна, да и сам он искренне готов был просить прощения – не будем забывать, что он только высадился в этой стране и до сих пор никогда не видел круглых очков в черной оправе: мода не дошла еще до Англии. Первой его мыслью было, что перед ним какое-то пучеглазое морское чудовище. Одет незнакомец был прекрасно, и патер Браун по наивности изумился, зачем этот щеголь так уродует себя. Приставил бы еще для пущего изящества деревянную ногу!
Заданный вопрос также сильно смутил его. В длинном списке лиц, которых он рассчитывал повидать во время своего пребывания в Америке, действительно значился американский авиатор по фамилии Уэйн, приятель его друзей во Франции. Но священник никак не ожидал, что так скоро услышит о нем.
– Простите, – с некоторым сомнением ответил он. – Вы сами капитан Уэйн? Или… или знаете его?
– Могу утверждать с уверенностью, что я не капитан Уэйн, – ответил человек в очках с невозмутимым выражением лица, – по крайней мере у меня не было на этот счет никаких сомнений, когда я оставил Уэйна дожидаться вас в автомобиле. На другой вопрос ответить не так просто. Думается мне, что я знаю Уэйна и его дядюшку, и старика Мертона тоже. Но старый Мертон не знает меня. И думает, что выигрывает от этого он, а я думаю, что я. Поняли?
Патер Браун не совсем понял. Он, щурясь, перевел взгляд с искрящейся поверхности моря на шпили и башни города, а потом на мужчину в очках. Впечатление непроницаемости, которое производил этот человек, создавалось не одними очками: в лице его было что-то азиатское, даже китайское, а в речи сквозила ирония. Среди простодушного и общительного населения Америки попадались и такие загадочно-замкнутые типы.
– Зовут меня Дрейдж, – проговорил он. – Норман Дрейдж, и я американский гражданин, чем все и объясняется. Во всяком случае я полагаю, что ваш друг Уэйн предпочтет сам объяснить вам остальное.
И ошеломленный патер Браун был увлечен к стоявшему в отдалении автомобилю, из которого ему махал рукой молодой человек с растрепанными желтыми волосами и измученным угрюмым лицом. Молодой человек назвал себя Питером Уэйном. Патер Браун и опомниться не успел, как его погрузили в автомобиль, который помчался во весь опор по направлению к городу. Он не привык еще к стремительности американцев и чувствовал себя не менее озадаченным, чем если бы колесница, запряженная драконами, увлекла его в волшебное царство. И в таких-то непривычных для себя условиях он в первый раз узнал из длинных монологов Уэйна и коротких сентенций Дрейджа о двух преступлениях, которые были связаны с коптской чашей.
Оказалось, что у Уэйна был дядюшка по имени Крейк, а у того – компаньон по имени Мертон, третий по счету богатый делец, к которому перешла чаша. Первый из них, Титус Трент, медный король, получил в свое время ряд угрожающих писем, подписанных человеком, назвавшимся Даниэлем Роком. Имя было, вероятно, вымышленное, но вскоре оно стало так же известно, как имена Робина Гуда и Джека-потрошителя, вместе взятые, ибо выяснилось, что автор писем отнюдь не думает ограничиться угрозами: однажды поутру старика Трента нашли мертвым в его собственном, поросшем кувшинками пруду; никаких следов преступника найдено не было.