На этой картинке сон обрывается. Кадровик поворачивается на другой бок, и ему снится какой-то другой сон, который он тут же благополучно забывает. Проснувшись, он торопливо завтракает, садится в машину, едет на работу и, даже не зайдя в свой отдел, направляется прямиком к Старику, в его просторный притемненный кабинет
— Наша история имеет продолжение, — деловито говорит он. Он еще вчера вечером хотел информировать хозяина об этих новостях, но домоправительница не разрешила его беспокоить. Дела обстоят следующим образом. Как и можно было думать, муж погибшей, точнее — ее бывший муж потребовал переправить ее тело на родину, чтобы их сын мог принять участие в ее похоронах. Этот бывший муж категорически отказывается снова посылать сына в Иерусалим, в этот ад, как он называет наш город и всё наше государство. Поэтому тело погибшей уже вчера ночью доставили в Абу-Кабир, чтобы приготовить к отправке на родину. Что у них там за подготовка и как они ее проводят, он, Кадровик, не имеет понятия, но, если Старика это очень интересует, может навести справки. Это пока всё. Там, у нее на родине, ею будет заниматься наше консульство, у них есть навык и опыт в такого рода делах. Так что теперь остается решить, что мы намерены делать дальше. Выходим мы из всей этой истории или остаемся? А если остаемся, то чем еще мы хотим помочь? Эти люди, в Управлении национального страхования и в Министерстве абсорбции, хотели бы получить ответ на все эти вопросы еще сегодня.
Старик одобрительно качает головой. Кажется, его ответ уже продуман заранее. Тем не менее Кадровик продолжает:
— Прежде чем вы ответите, я хочу сказать еще кое-что. Я прочел ваш ответ на ту бесчестную статью. По-моему, это несправедливый и недобрый ответ, и сначала он возмутил меня до глубины души. Но потом я успокоился. Чего я волнуюсь? Какая мне разница? Всё равно лично я выбрасываю эту мерзкую газетенку в мусор, даже не читая, так что мне до того, что в ней написано? И если совесть позволяет вам взвалить всю вину на меня, то бишь на мой отдел, — так и быть, лично я это переживу и воевать с вами не буду. Тем более что мне сказали, будто вы вчера прошли какое-то сложное медицинское обследование, и, хоть я очень надеюсь или, вернее, абсолютно уверен, что результаты будут отрицательными, в смысле — положительными для вас, мне кажется, что в такой ситуации нам не стоит препираться из-за всей этой истории…
Легкая улыбка пробегает по лицу Старика. На мгновенье он даже прикрывает глаза, словно хочет лучше вслушаться в слова своего молодого сотрудника. Да, он тоже надеется, хотя совсем не так абсолютно уверен, что результаты будут положительными для него, то есть отрицательными в медицинском смысле. Но он хочет заверить, что даже если бы лежал сейчас на смертном одре, этот разговор всё равно не вызвал бы у него никакого раздражения, потому что он видит в своем молодом подчиненном не просто штатную единицу, не просто начальника отдела, а человека — и человека серьезного и ответственного, с которым можно говорить напрямую.
Кадровик неловко ерзает на стуле.
— Так вот, сообщи, пожалуйста, и в Службу национального страхования, и в министерство, что мы настаиваем на разрешении сопровождать нашу погибшую работницу в ее последний путь. Мы отправим с телом нашего сотрудника, который вдобавок передаст родственникам погибшей дополнительную компенсацию лично от нас, сверх того, что им выделит государство. Какой-нибудь подарок или даже небольшую стипендию этому ее сыну, для продолжения учебы… Если там будет присутствовать ее мать, она тоже получит от нас подарок… что-нибудь небольшое… Разумеется! Мы готовы передать что-нибудь даже ее бывшему мужу — за те неприятности, которые наш, как он выразился, «ад» ему доставил. На мой взгляд, всем этим людям причитается еще что-нибудь сверх того, что даст государство. И у меня достаточно денег, чтобы дать им эту толику. У меня их даже слишком достаточно. С тех пор как начались все эти взрывы, этот террор, люди стали почему-то потреблять намного больше хлеба и всего печеного. Так что мы вполне можем позволить себе расщедриться на доброе дело. А что касается вопроса о том, кто поедет, то тут даже и думать нечего, я тебе уже говорил — ты идеальный человек для такой миссии. Припомни — до того как ты расстался с женой и дочерью, ты был у нас самым успешным разъездным агентом. Что для тебя такая короткая, на пару дней, поездка? Тем более что на этот раз тебе ничего не придется ни рекламировать, ни продавать — только вручить, и к тому же с открытого счета…
Как это — «расстался с дочерью»? Он и не думал расставаться со своей дочерью, это несправедливое обвинение.
Да, да, конечно, он прав, он совершенно прав, мгновенно соглашается хозяин. Это явная глупость. Его занесло, он просто оговорился. И он быстро поднимается из кресла, встает во весь свой высоченный рост, подходит к Кадровику и обнимает его обеими руками. Он просит прощения, чего это ему вдруг пришло в голову, будто Кадровик бросил свою дочь, как вообще можно бросить дочь, конечно, это нелепость, это просто еще один признак растущего старческого слабоумия. И он торопливо предлагает Кадровику взять отпуск, немедленно, сегодня же, он наверняка устал от возни со всей этой историей, а кроме того, ему нужно приготовиться к поездке, лучше ему пару дней не встречаться с усталым стариком, несущим всякую околесицу. И, поспешно открыв кошелек, суетливо вынимает оттуда одну из своих многочисленных кредитных карточек и втискивает ее в руку Кадровику. Вот, это солидная карточка, она послужит ему финансовой базой на всё время выполнения его миссии, ему не придется даже ничего записывать. И от отчетности он тоже будет освобожден, все расходы по этой карточке будут автоматически регистрироваться в головной кредитной компании, этого вполне достаточно. Он записывает на бумажке секретный код и вручает ее Кадровику. А теперь Кадровику пора отправляться домой. Они тут сами сообщат о его предстоящей поездке в Управление национального страхования. А заодно и редактору газеты. Зачем редактору? А как же! Пусть знает! Утрём ему нос! И кроме того, Начальница канцелярии сейчас съездит на квартиру погибшей работницы, чтобы разобрать и сложить ее вещи. Всё, что окажется имеющим хотя бы малейшую ценность, будь то материальную или эмоциональную, будет тщательно упаковано и уложено в чемодан, а всё остальное — переписано и временно сложено здесь на складе, пока решится его судьба. Однако для всего этого потребуются ключи от той маленькой комнатушки, так что хорошо бы, если Кадровик перед уходом в свой короткий отпуск оставил им эти ключи…
А кто же тогда закончит расчет нового штатного расписания?
Пусть он не беспокоится. Его Секретарша прекрасно с этим управится. А сам он с этой минуты должен видеть в себе уже не просто ответственного за человеческие ресурсы, а специального посланника, выполняющего важную для фирмы миссию, и притом совершенно особого рода.
Черт с ним, говорит себе Кадровик. Почему, в самом деле, не слетать туда на пару деньков? А приготовиться действительно нужно, даже если это ненадолго и только в одно место. Можно заодно и прощупать, нельзя ли будет продлить этот небольшой отпуск и после возвращения. Почему бы немного не отдохнуть? Столько дел пришлось отложить за последние два дня…
Он выходит за ворота пекарни и мучительно припоминает, где тут ближайший книжный магазин, нужно купить путеводитель с картой. Разделавшись с покупками, сворачивает в ту рабочую столовку, где позавчера слушал странную исповедь пожилого Мастера, заказывает себе полный завтрак и, развернув на столе широченную карту, находит на ней не только центр нужного ему региона, но даже ту далекую деревню, где у Юлии Рогаевой, по словам представительницы министерства, осталась старуха мать. Вспомнив о представительнице, он тут же набирает ее телефон и, дождавшись ответа, первым долгом извиняется — он не знает, ей ли он должен сообщить свои новости или кому-нибудь другому. Но поскольку она была так любезна, что всё время держала его в курсе событий, он хочет известить ее о решении своего начальства. Так вот, его хозяин просит присоединить к процедуре доставки гроба своего личного представителя, и не только как символического, но и как своего фактического посланника, ибо ему поручено, в знак соболезнования, передать некий подарок ее осиротевшему сыну, а также, возможно, и ее матери, если она успеет приехать на похороны. Она, кажется, говорила, что полет назначен в ночь с пятницы на субботу, не так ли? В таком случае не может ли она внести в список сопровождающих также его фамилию? И кстати — кто у них еще в этом списке? Она сама или кто-то другой? Ему хотелось бы заранее согласовать…