Действительно, смерть напоминает постепенный процесс раздевания, или обнажения. Бессмертная часть человека последовательно избавляется – как змея от своей кожи или бабочка от её куколки – от своих внешних оболочек, и постепенно переходит в более высокое состояние сознания. Теперь можно считать установленным фактом, что ещё во время земной жизни сознание может покидать тело и перемещаться в проводник, называемый телом желаний, камическим, или астральным телом, или в ещё более эфиризованное тело мысли. Так что человек может получить представление об условиях развоплощения, и это может избавить его от любого страха, окружающего всё неизвестное. Он может осознавать себя в любом из этих проводников и таким образом удостовериться, что “жизнь” не зависит от его функционирования через физическое тело. Почему человек, который таким образом неоднократно “сбрасывал” свои низшие тела и находил в результате не бессознательное состояние, а расширенную свободу и яркость жизни – почему он должен бояться заключительного отбрасывания своих оков и освобождения своего бессмертного “Я” от того, что он осознаёт, как тюрьму плоти?
Такое представление о человеческой жизни – важнейшая часть эзотерической философии. Человек, прежде всего, божествен, как искра божественной жизни. Это живущее пламя, происходящее из центрального огня, ткёт для себя оболочки, в которых оно живёт, и таким образом, становится триадой, атма-буддхи-манасом, или духом, отражением бессмертного “Я”. Оно посылает свой Луч, который заключается в грубую материю, в тело желаний, или камические элементы, страстную природу, и в эфирный двойник и физическое тело. Бывший свободным бессмертный интеллект, таким способом вовлечённый, забинтованный, скованный работает тяжело и напряжённо через покрытия, которые окутывают его. В своей собственной природе он всегда остаётся свободной птицей небес, но его крылья, с его точки зрения, связаны материей, в которую он погружён. Когда человек распознаёт свою собственную врождённую природу, он учится открывать тюремные двери и сбегать иногда из своей тюрьмы; сначала он учится отождествлять себя с бессмертной триадой и подниматься выше тела и своих страстей в чистую ментальную и нравственную жизнь; тогда он узнаёт, что покорённое тело не может держать его в заключении, и он отпирает его двери и вступает в счастье своей истинной жизни. Так что, когда смерть отпирает дверь для него, он уже знает страну, в которой появляется, шагая её дорогами по своей собственной воле. И, наконец, он становится способным осознать, как факт высшей важности, что “жизнь” не имеет никакого отношения к телу и к этому материальному плану, что жизнь есть его сознательное существование, непрерывное, не разрушаемое. И краткий перерыв в той жизни, во время которой он пребывает на земле, – всего лишь малая часть его сознательного существования, более того, часть, во время которой он менее сознателен из-за тяжёлых оболочек, угнетающих его. Только во время этих перерывов (кроме исключительных случаев) он может полностью терять свое сознание непрерывной жизни, будучи окружён этими оболочками, которые вводят его в заблуждение и затемняют ему природу вещей, делая реальным то, что является иллюзией, и постоянным то, что является преходящим. Солнечный свет наполняет Вселенную, и в воплощении мы уходим из него в сумерки тела и видим, но смутно во время нашего тюремного заключения; после смерти мы выходим из тюрьмы снова в солнечный свет, ближе к реальности. Коротки периоды сумерек, и продолжительны периоды солнечного света; но в нашем ослеплённом состоянии мы называем сумерки жизнью, и для нас это реальное существование, в то же время мы называем солнечный свет смертью и трепещем от мысли о наступлении её. Джордано Бруно, один из величайших учителей нашей философии в эпоху средневековья, был абсолютно прав, излагая свои мысли относительно тела и человека. Бруно говорит об истинном человеке так:
«Он достигнет такой мудрости, что лучшая часть его “Я” будет существовать вне тела, и присоединится, дав нерушимый обет, к божественным созданиям, так что он не будет чувствовать к смертным ни любви, ни ненависти. Рассматривая себя как хозяина, он не будет больше слугой и рабом своего тела, в котором он видит только тюрьму, удерживающую его в заключении, клей, связывающий его крылья, цепи, сковывающие его руки, колодки, которые держат его ноги, завесу, не дающую ему видеть. Он больше не будет ни слугой, ни пленником, пойманным в ловушку и прикованным цепью, праздным, вялым и слепым; тело, которое он сам оставляет, уже не может быть тираном для него. Таким образом, дух в определённой степени становится для него предметным миром, а материя – подвластной божеству и природе». (“Героические энтузиасты”, пер. Л. Вильямса, часть II, стр. 22-23.)
Как только мы начинаем так оценивать своё тело, и, подчинив его, получаем свободу, смерть утрачивает для нас все свои ужасы, в её объятиях тело отделяется от нас, как облачение, а мы выходим из него распрямлёнными и свободными.
В том же духе пишет и д-р Франц Хартманн:
«Согласно определённым представлениям Запада, человек – развитая обезьяна. По представлениям индийских мудрецов, соответствующим взглядам философов прошлых веков и учениям христианских мистиков, человек – бог, который объединён во время его земной жизни через его собственные плотские стремления с животным (его животной природой). Бог, обитающий внутри него, наделяет человека мудростью. Животное обеспечивает его силой. После смерти бог производит своё собственное освобождение из человека путём отделения от животного тела. Поскольку человек несёт в себе это божественное сознание, его задача – бороться со своими животными склонностями и подниматься над ними с помощью божественной основы, задача, которую никакое животное не может выполнить, да это от него и не требуется». (“Кремация, теософические исследования”, т. III.)
“Человек”, если использовать слово в смысле личности (оно так и использовано во второй половине этой выдержки), только условно бессмертен; истинный человек – развивающийся бог – освобождается, и большая часть личности идёт с ним, так как поднялась и объединилась с божественным.
Таким образом, тело, предоставленное неистовству бесчисленных жизней, – ранее удерживаемых принуждением праны, действующей через её проводник, эфирный двойник, – начинает разлагаться, и с распадом его клеток и молекул его частицы переходят в другие соединения.
После нашего возвращения к земле мы можем снова встретить некоторые из тех же самых бесчисленных жизней, которые в предыдущем воплощении сделали из нашего тела своё преходящее жилище; но всё, в чём мы сейчас заинтересованы, – это разрушение тела, жизненный период которого закончен, и судьба его – полный распад. Таким образом, для плотного тела смерть означает его конец как организма, освобождение связей, которые объединяли многих в одно.
Судьба эфирного двойника
Эфирный двойник – это эфирная копия плотного тела человека. При жизни его можно иногда заметить вокруг тела, а его отсутствие в теле вообще приводит к оцепенению или частичной летаргии последнего. Во время земной жизни он действует, как резервуар, или проводник жизненного принципа, и его изъятие из тела, естественно, приводит к угасанию всех жизненных функций, даже в то время, когда шнур, который соединяет их, ещё не разорван. Как уже было сказано, разрыв шнура означает смерть тела.
Когда эфирный двойник, наконец, оставляет тело, он не отдаляется от него. Обычно, он остаётся плавать над телом в спокойном полусонном состоянии сознания, если вокруг трупа, из которого он только что вышел, нет ни шумного проявления горя, ни других бурных эмоций. И здесь следует сказать, что во время медленного процесса умирания, в то время как эфирный двойник уходит из тела, забирая с собой высшие принципы, и после того, как он ушёл, в комнате умирающего должны сохраняться чрезвычайное спокойствие и самообладание. В течение этого времени вся жизнь стремительно проходит в обзоре перед эго (индивидуальностью), имевшим отношение к тому, кто погрузился в это бессознательное и безжизненное состояние. Учитель написал: