Я почтительно склонился перед леди Эддердейл, которая несколько смущенная стояла рядом с хозяином — человеком, таинственно нажившем миллионы во время Второй мировой войны. Скорее всего, он воровал покрышки и продавал их на черном рынке.
— А, да, мистер… — со вздохом произнесла она, когда я ей пожимал руку. Она явно забыла мое имя. — У меня такая плохая память на имена, но я прекрасно помню лица. Когда вы приехали из Лондона?
Я постарался побыстрее закончить церемониал с нею и, пройдя через многочисленную толпу, попал в гостиную, где находилась буфетная стойка, укомплектованная четырьмя шеф-поварами, и где я, как и ожидал, отыскал свой луч любви. Окруженная группой полных, лысых и рябых холостяков, она поглощала копченую индейку.
— Питер! Можешь попробовать!
— Из твоих рук с удовольствием! — произнес я залихватским тоном в духе Марлона Брандо.
Холостяки недовольно уставились на меня — племенной жеребец, пробирающийся через стадо лошадей к ближайшей кобыле.
Кобылка моя прямо-таки сияла. Она была в бело-золотистом платье, вся увешанная фамильными драгоценностями. Интересно, подумал я, может, стоит предложить руку и сердце?
Я бросил вызывающий взгляд на холостяков, и они моментально ретировались. А нам осталась копченая индейка, шампанское и звуки Кола Портера, доносившиеся из танцевального зала. Никто не нарушал нашего блаженства.
— Почему это ты сегодня днем удрал? — спросила Лиз.
Я молил Бога, чтобы была сцена ревности, но ее не последовало. По правде говоря, она даже не ждала оправдания.
— Я слышала, что дело закончилось? Кто-то мне сказал, что у Брекстона не осталось ни шанса, и они добились от него признания.
— Ты уверена в этом? — произнес я, хватаясь за эти слова, как за последнюю соломинку.
— Нет, не уверена. Просто все говорят так.
— А что ты делаешь после этого, душка? — сказал я с набитым ртом.
— Сегодня вечером? Поеду домой, как любая порядочная девушка.
— Пошли в кровать?
— В кровать? — воскликнула она удивленно, причем так громко, что один из поваров заметно побледнел. — В кровать? — повторила она тише. — А мне казалось, что тебе нравится возиться только на кактусах… или же у тебя где-нибудь приготовлена кровать с гвоздями?
— Молодые женщины никогда не понимают шуток, — ответил я холодно. — Это не моя вина, что ты не снабдила меня необходимым количеством средств для организации правильной любви, предпочтительнее в позолоченной клетке. У тебя ведь есть деньги?
— Да, и я хочу, чтобы меня любили только за мои деньги, — согласилась она, кивнув головой. — В конце концов, красота проходит. Характер портится. А вот деньги, если они правильно вложены, всегда дают любовь.
— А твои правильно вложены? В надежные или, на худой конец, просто ценные бумаги?
— Да, но я не знала, что это тебя волнует.
— Настолько, что желаю пригласить тебя на ночь в мотель «Новая Аркадия», центр запрещенной сексуальности, всего в нескольких милях отсюда.
— А что я скажу своим?
— Скажешь, что ты — распутница. Деньги — на твое имя, ведь так?
— О да. Моя мамуля потребовала от второго мужа, чтобы он создал попечительский фонд. Мило, правда?
— Все зависит от суммы.
Я уже приготовился ее обнять, как вдруг над нами раздался рев Элмера Буша.
— Привет, парень! Боже, это, кажется, та самая аппетитная крошка, которую я сегодня видел на пляже. Мисс Лиз Безземер, правильно?
— Да, та самая аппетитная крошка, — с ослепительной улыбкой произнесла Лиз. — А вы, если не ошибаюсь, тот пока еще знаменитый Элмер Буш, который, благодаря любезности Уит-Машлетс, каждую неделю выступает по программе «Эн-Би-Си»?
Это несколько его охладило.
— Какая умная девочка! Правда, Питер? А ты удачливый стрелок, парень! Ну что ж, как говорится, не везет в преступлении, так повезет в любви. Ха! Ха!
Пока мы весело ржали над этой остротой, Лиз тихо смылась.
— Клянусь, я не хотел мешать тебе с подружкой. — Элмер чуть ли не облизывал губы, следуя взглядом за Лиз, проходившей через танцевальный зал. Его глаза пожирали всю ее, обнаженные плечи и гладкое бело-золотистое платье.
— Я тебе верю, Элмер. Увидимся как-нибудь в другой раз.
— Хочешь сделать мне любезность, — небрежно бросил Элмер, видя, что вокруг никого нет и очаровывать ему, за исключением меня, некого, а я, как он прекрасно знал, не относился к числу его поклонников.