— Видел ли кто, не знаю, зато мы все ее слышали. Мне кажется, миссис Вииринг присутствовала при скандале, хотя я в этом не уверен. Мне показалось, что она поднималась снизу, где расположена их спальня, когда пришла нас успокаивать.
— Понятно. Расскажите о том, что произошло сегодня утром. Я изложил ему все во всех подробностях, рассказал о том, как Брекстон первым почти доплыл до жены, и затем сам чуть было не утонул, как мне пришлось спасать его, а Клейпул вытащил Милдред на берег.
Он молча записал мои показания. Я видел, что его беспокоит тот же самый вопрос, что стал тревожить и меня: а не было ли у Брекстона возможности самому утопить свою жену, скажем, утащив ее под воду? Лично я ничего не помню, потому что волны били мне в лицо, и я почти ничего не видел. Когда я подплыл, Брекстон был всего в нескольких футах от своей жены, которая уже явно наполовину захлебнулась. Не менее вероятно и то, что она могла захлебнуться окончательно, когда Клейпул тащил ее к берегу, но я ничего не сказал об этом Гривзу, да и он не спрашивал. Его только интересовало, что конкретно видел каждый из свидетелей.
Затем я не выдержал и задал вопрос:
-. Скажите, а какой эффект могло оказать снотворное, которое она приняла? Это была смертельная доза?
Инспектор задумчиво посмотрел на меня, как бы размышляя, отвечать на этот вопрос или нет. Наконец он произнес:
— Нет, не смертельная. Установлено, что она приняла примерно таблетки четыре. От такого количества она бы не умерла. Правда, она должна была почувствовать слабость, опьянение, замирание сердца.
— Тогда понятно, почему она так странно плыла. Сперва я подумал, что другие просто шутят, заявляя, что она великолепная пловчиха. Она и в воду-то вошла как-то неловко, а плыла вообще еле-еле… даже я это могу утверждать, хотя и не специалист.
— Нет сомнения, она утонула от недостатка сил. У нее просто не хватило сил, чтобы держаться на воде. Вопрос, конечно, заключается в ином — почему, если снотворное она приняла сама, она отправилась купаться, вместо того чтобы лечь в постель?
— Чтобы покончить с собой? Это была неразрешимая загадка.
— Вполне вероятно.
— Кроме того, нельзя исключать того, что кто-то, зная, что она собирается купаться, мог просто подложить ей снотворное, например, в кофе.
— Да, это другая возможность. Отношение Гривза было трудно понять.
— Но как кто-то мог быть уверенным, что именно так все произойдет? Она чувствовала себя не лучшим образом… и могла отказаться идти на пляж. Думаю, это скажут и другие. Сейчас, оглядываясь назад, я припоминаю, что был даже удивлен, когда она пошла купаться.
— Человек, давший ей снотворное, видимо, знал ее лучше вас. Наверняка он был уверен, что она обязательно полезет в воду, невзирая на свое состояние, — произнес Гривз, одновременно продолжая делать какие-то пометки в своем блокноте.
— Но человеком, знавшим ее лучше всех, был, несомненно, ее муж.
— Я бы этого не сказал.
Гривз посмотрел мне прямо в глаза.
— Кто же тогда? Даже если бы я был Брекстоном и собирался избавиться от своей жены, я не решился бы на подобное на глазах у всех.
— К счастью, вы — не Брекстон.
Холодный тон, каким были произнесены эти слова, дал мне необходимый ответ. Значит, полиция все-таки подозревает Брекстона в убийстве жены. Не знаю почему, но даже тогда я подумал, что он тут ни при чем. Видимо, причина заключалась в том, что мой разум отказывался воспринимать очевидное, хотя очевидное, как утверждают многие детективы, в девяти из десяти случаев соответствуют истине.
Я подбросил ему еще одну идею.
— Тогда почему, если намеревались от нее избавиться, ей не дали смертельную дозу?
— А вот это необходимо выяснить, — глубокомысленно произнес Гривз. Я ему явно надоел.
Намереваясь хоть как-то заинтересовать его на будущее, я, как бы мимоходом, заметил:
— Я буду освещать происшедшее в «Нью-Йорк Глоуб». Эффект был именно такой, как я рассчитывал.
Гривз вздрогнул и поморщился.
— Насколько я помню, мистер Сарджент, вы занимаетесь связями с общественностью.
— Это так, — согласился я, — но когда-то я работал в «Глоуб».
В последние годы я написал для них целую серию статей. Надеюсь, вы помните убийство сенатора Роудса пару лет тому назад… Гривз взглянул на меня с некоторым интересом.
— Так вы тот самый парень? Я помню это дело.
— Я оказал, скажем так, некоторую помощь полиции.
— Я, правда, слышал несколько иное. А вот это начинало раздражать.
— Не имеет значения, что вы слышали. Я собираюсь написать для «Глоуб» серию очерков об этом деле, в случае, если действительно было убийство, в чем я очень сомневаюсь.
— Интересно.
Гривз задумчиво посмотрел на меня.
В этот момент вошел полицейский и что-то прошептал ему на ухо. Гривз кивнул. Полицейский, протянув ему платок с двумя небольшими цилиндрической формы вещицами, удалился.
— Флаконы от таблеток со снотворным? Мои догадки оказались верными.
Он кивнул и осторожно развернул платок.
— Как профессионального журналиста и сыщика-любителя вас, мистер Сарджент, наверняка заинтересует, где мы их нашли. Так вот, они были в двух местах — в шкатулке миссис Брекстон и в ванной комнате Флетчера Клейпула. В обоих флаконах содержится барбитурат, обнаруженный в организме миссис Брекстон. Таким образом, нам остается только выяснить, из какого флакона были взяты таблетки.
— Только и всего?
— Да, мистер Сарджент.
У меня в запасе оставался один выстрел, и я его сделал. — Синяк на шее миссис Брекстон появился до того, как она отправилась купаться. Я заметил его еще вчера вечером во время обеда.
— Вы очень наблюдательны, мистер Сарджент. Благодарю вас.
ГЛАВА 3
Примерно в час ночи я пробрался на лестницу, прошмыгнул через пустынную кухню и черным ходом выбрался из дома. Дежуривший полицейский сидел в плетеном кресле на углу дома и меня не заметил, поскольку смотрел совсем в другую сторону.
Пригибаясь, я побежал между дюнами, в душе кляня безоблачное небо и яркую луну, которая отбрасывала глубокие тени между дюнами и серебрила холодное море.
Я двинулся в сторону шоссе. Похоже, меня никто не заметил.
Гривз Приказал всем не выходить из дома до дальнейших распоряжений. Я был в гостиной недолго. Извинившись перед остальными гостями, я поднялся к себе в комнату и приготовился, к побегу, надеясь, что танцы в яхт-клубе еще не закончились.
К счастью, они еще продолжались.
Истхэмптон — странный городишко. В нем немало различных групп людей, взаимно исключающих друг друга. Летом центром местной жизни является группа старожилов, членов яхт-клуба «Лей-дирок», занимающего странное по архитектуре здание, к которому примыкает длинный пирс. Располагается клуб примерно в миле от дома миссис Вииринг, по дороге к Аммангансетту.
Членами клуба были хорошо обеспеченные (но не богатые), с положением в обществе (но не «известные») представители американского среднего класса, гордившиеся древностью своих родов, восходивших, как правило, к фермерам восемнадцатого века. Имена их никому ни о чем не говорили, но сами они считали себя основой американской пирамиды. Это убеждение зиждилось на том, что их не принимали в обществе богатых и великих мира сего, а сами они не желали признать никого, ниже по положению, и беднее себя. Величайшая степень одобрения оценивалась ими словом «милый». В их обществе это слово звучало чуть ли не на каждом шагу. Боже мой, говорили они, какой это «милый» человек, чего не скажешь о других. Мир у них, естественно, делился на две половины — приятных и неприятных людей. Они были просто счастливы в своем кругу и никогда не переходили его границ.
Принадлежность к их кругу давала возможность стать членом клуба и порицать мир за присутствие в нем таких отвратных элементов, как евреи, художники, красотки и различные знаменитости. Если какой-нибудь из этих четырех групп дать хотя бы полшанса, считали они, то она уничтожит всю красоту и прелесть этого мира. К счастью, другие не замечают их присутствия, в противном случае в этом разделенном мире всегда бы царила беда.