— Сигарету? — просил он Френсис и щелкнул перед ней золотым портсигаром. Когда он поднес ей зажигалку, она обратила внимание на украшавший его левую руку браслет. Браслет был из чистого золота.
Френсис решила помочь ему переменить тему разговора.
— Вы преуспеваете, — сказала она. И подумала, что заработала очко, когда уловила в его глазах искорку растерянности. — Здесь очаровательно, — торопливо произнесла она, не давая ему возможности ответить. — Пертисоу великолепна.
— Да, место красивое, — поддержал Ашхенхаузен, делая на последнем слове особое ударение. Надо вывести его на чистую воду, подумала Френсис. — И вы так считаете? Я рад, — и он предоставил им полную возможность расточать комплименты, коль скоро они приняли его уловку за полновесную монету.
— Вы о чем-то задумались, — заметил фон Ашхенхаузен.
Френсис очнулась.
— О, я размышляла относительно учтивости.
— Вы заставляете меня выбирать выражения. Боюсь, моя вежливость не соответствовала вашим требованиям, когда мы в последний раз повстречались в Оксфорде. Почему вы тогда не сказали, что приедете сюда?
Ричард вмешался в разговор.
— Ну, прежде всего, мы думали, что вы находитесь в Берлине. А во-вторых, мы оказались здесь в силу чистой случайности. Знаете, мы были в Миттенвальде, и однажды вечером кто-то заговорил о красотах Тироля. Бывает же так: говоришь про какое-то место, а потом появляется желание туда поехать, и вы едете.
— Очаровательное совпадение, — произнес фон Ашхенхаузен.
— Но самым очаровательным из всех совпадений является то, что вы и есть доктор Меснельбрун, — сказала Френсис. Она вновь оживилась. — Знаете, я его совсем не таким представляла. — Напряженность возрастала. — Понимаете, я как-то прочла книгу про Пертисоу. Она называлась «Неумирающая нимфа». А потом мы покупали в магазинчике у Антона кое-какие безделушки, и он сказал, что доктор Меснельбрун — признанный в этом районе знаток шахмат, который просто обожает, когда к нему приходят шахматисты, я вдруг подумала: «Есть одна местная достопримечательность, как славно». Знаете, он вас так расхваливал, что я заинтересовалась. Именно я несу ответственность за это посещение, потому что Ричард возражал. Не хотел вас тревожить, ну и тому подобное. Я же рассчитывала застать здесь сонм шахматных специалистов, непризнанных гениев, а увидела вас, весьма преуспевающего холостяка. Вы меня опустили на землю. Больше мне не взлететь, если, конечно, Ричард не поможет… вы только взгляните на него. Наслаждается своей проделкой, а?
Ричард и впрямь немного разошелся.
— Хотелось бы посмотреть коллекцию, если можно, — сказал он.
— К сожалению, здесь ее в данный момент нет. Она на выставке в Инсбруке. — Фон Ашхенхаузен и в самом деле казался опечаленным. А может, он был по-настоящему огорчен; когда Френсис начала свой небольшой монолог, у него еще теплились какие-то надежды, а к концу ее речи их почти не осталось. И все-таки он сделал еще одну попытку.
— Думаю, вы насчет меня заблуждаетесь. Я уже принес извинения за нашу оксфордскую перепалку. Неужели вы мне не доверяете? Некоторые виды деятельности… — он произнес последнее слово и многозначительно помолчал, — … требуют перемены фамилии.
Он пожал плечами, чтобы смысл сказанного дошел до них, иначе и нельзя было истолковать эти изогнутые брови, прямой настойчивый взгляд в глаза Френсис. Еще минута, подумала Френсис, и он начнет рассказывать антинацистские анекдоты, и тем постарается доказать, как мы на его счет заблуждаемся. Она сделала вид, что полностью ему доверяет; Ричард сочувственно кивнул; но оба ничего не сказали.
Фон Ашхенхаузен выждал. И начал расспрашивать про Оксфорд. Его пребывание там нынешним летом ограничилось всего лишь одним днем. Френсис тут же поняла, куда он клонит. Значит, его заинтересовал Питер Голт, хм? Дальнейший разговор она передала в этот раз в руки Ричарда. Неожиданно ей захотелось уйти, но нельзя этого сделать, пока не будет удовлетворена любознательность фон Ашхенхаузена. Она выглянула из окна. Подумала про Меснельбруна. Где он? Наверное, убит. Убит и закопан вон на этом самом склоне горы. Солнечный свет отражался в темной зелени пихт, тени удлинились. День заканчивался. Она резко обернулась к мужчинам.
Ричард искусно завел разговор о женских колледжах в Оксфорде и проблемах, мешающих развитию высшего образования женщин. Ни о чем другом разговаривать он не собирался; ему удалось придать беседе милый безличный характер. Он мягко отстаивал свободу женщин. Женщины успешно научились одновременно развивать свои интеллектуальные и физические возможности. Уже исчезает воинствующая непримиримость так называемых синих чулков. Это всего лишь дело времени, жизнь свое докажет.