— Никогда нельзя знать точно.
— У вас что, не хватает фактов?
— Да, не хватает, — последовал на удивление откровенный ответ. — Но мы знаем, что делаем.
— Используем в качестве наживки корреспондента «Глоуб», да?
— Надеюсь, вы будете молчать, мистер Сарджент.
— Когда вы собираетесь произвести свой арест? Ведь скоро будет Большое жюри,[9] ведь так?
— Да, скоро, в пятницу. Надеюсь, к этому времени мы будем готовы… Между прочим, Большое жюри мы называем Специальным судом.
— Вы уже написали обвинительное заключение?
— Мог бы. Кстати, скажите мне, мистер Сарджент, вы не играете в бумажные куклы, а?
Такой выпад вернул меня на место.
— Куклы? — переспросил я, глядя на него в полном недоумении.
— Или, может быть, собираете газетные вырезки?
— Это делает моя секретарша. Обычная профессиональная подборка. Впрочем, о чем мы говорим?
— Тогда в свете предшествующих наших бесед это развлечет вас. — И он пододвинул ко мне лист бумаги.
Это был обычный лист бумаги для машинки, на котором были приклеены разной величины буквы, взятые из газетных заголовков.
Текст гласил: «БрекСтоН — УбиВеЦ».
— Когда это вы получили?
— Я нашел это здесь, сегодня утром. — И Гривз показал на телефонный столик. — Этот лист перевернутым лежал под книгой.
— Не знаю, что заставило меня обратить внимание на него, — продолжал инспектор. — Возможно, следы клея.
— Значит, это пришло не по почте?
— Нет. Просто положили на стол. Любой мог наткнуться. Очень странно.
— Есть какие-нибудь отпечатки пальцев?
Инспектор жалостливо посмотрел на меня.
— Со времен Диллинджера никто не оставляет отпечатков. Насмотрелись в кино. Теперь все совершается в перчатках.
— Интересно, почему в словах ошибки?
— Видимо, соответствующих букв не оказалось в заголовках статей. Мы еще не выяснили, из какой газеты это вырезано.
— И кто оставил это послание здесь, как вы считаете?
— Вы.
Инспектор спокойно посмотрел на меня.
Я невольно рассмеялся.
— Если бы я думал, что Брекстон — убийца, я бы сказал вам об этом.
Гривз пожал плечами.
— Не рассказывайте мне сказки. Это ваших рук дело, мистер Сарджент.
— Тогда объясните, зачем мне нужно держать в тайне это?
— Я не знаю. Пока еще…
Я был раздражен.
— Я не знаю ничего, что вам неизвестно.
— Возможно, но я убежден, убийца полагает, что вам что-то известно. Вот почему он пытается убрать вас с дороги. Поэтому, пока еще не слишком поздно, расскажите мне все, что вы видели, когда тонула Милдред Брекстон.
— Как же вы упрямы, — со вздохом произнес я. — Снова повторяю вам — я ничего не видел. Более того, могу сказать, что поскольку не я автор этой записки, значит, кто-то знает, что произошло или по каким-то своим соображениям пытается как-то бросить тень на Брекстона. Будь я на вашем месте, я бы последовал по пятам автора этой писульки.
А этот след, я был абсолютно уверен, рано или поздно приведет к мстительному Клейпулу.
Гривз же полностью был в плену своей собственной версии. Какой — мне не было известно, но он явно беспокоился за мою безопасность, и я ему был благодарен.
— Должен предупредить вас, мистер Сарджент, если вы не расскажете мне всю правду, все, что вам известно, я слагаю с себя ответственность за все, что может произойти.
— В случае моей смерти?
— Вот именно.
У меня было такое ощущение, что мне подписали приговор, притом окончательный.
Глава четвертая
К полуночи я прибыл на сборище, которое проходило в покосившемся невзрачном деревянном коттедже близ железнодорожной станции, расположенной совсем рядом с океаном. Здесь собралась богема Истхэмптона: человек тридцать обоего пола, более или менее связанных между собой сексом и интересом к искусству.
Все помещения дома освещались только свечами, установленными в бутылках.
Складывалось какое-то странное ощущение — будто ты в аду.
В одной комнате кто-то играл на гитаре, а все остальные сидели на полу и болтали, не обращая внимания на музыку.
Я разыскал Лиз. Цветом лица она уже соперничала с красным вином, которым, похоже, усердно накачивалась.
Она драматически обняла меня.
— Я чувствовала себя так уж-жасно!
Я произнес какие-то успокаивающие слова, а рядом проплыл бородатый толстяк, с увлечением игравший в йо-йо.
Она внимательно посмотрела мне в лицо, и я понял, что, несмотря на всю ее игру, она действительно встревожена.