Ричард остался доволен. Лучше не придумаешь, подумал он, и, благодушествуя, бросил взгляд на стоящий в темном углу комнаты стол, за которым сгрудились иностранцы. Он привалился спиной на каменную стену и начал выбивать трубку. Мариус подошел к старому роялю, откашлялся, споры и воркотня за столами сразу же приутихли. Он снова откашлялся, откинул упавшие на глаза волосы, заиграл. Все внимали певцу. Ричард воспользовался предоставившейся возможностью и внимательно оглядел комнату; место, на котором он сидел, позволяло это сделать. Он мог наблюдать, не привлекая чьего-либо внимания.
В ресторане собралась обычная компания. Сначала он не увидел никого, кто хотя бы отдаленно походил на его приятеля из Кафе де ля Пэ. Разумеется, тот мог изменить внешность. Ричард взглянул на часы. Стрелки перевалили за час: самое время. Он посмотрел на огромную фигуру Будды в конце комнаты, перевел взгляд на распятие Христа у противоположной стены… И тут же заметил человека за столом, который показался ему знакомым. Это мог быть… Он устремил взгляд на Мариуса, который наконец-то решился исполнить свой куплет. Судя по аплодисментам, это у него получилось. Мариус, красный от удовольствия, вернулся к столу.
Девушка порывалась уйти.
— Я кое-что для вас приготовила, — пояснила она.
— Песню, песню — хором кричали присутствующие.
— У нее, — сообщил толстяк, — бесподобный голос, и песни она хорошие выбирает. Или вы сами знаете?
— Да, знаю, — сказала Френсис.
— Аристид подобрал к ее голосу музыку для песен Вийона, — продолжал француз. Он кивнул на парня в рубахе с длинными рукавами, который уже сидел за роялем. Тот наигрывал сам себе, поджидая, когда подойдет девушка.
Мариус с Ричардом заспорили о поэтах-символистах. Френсис отвернулась от них. Заговорили о политике.
— Не порть мне вечер, — едва ли не с угрозой проговорил верзила. — Политика, политика. Житья от нее не стало. — Неожиданно он обратился к Френсис. — Простите, вот вы поймете. — Почему он к ней обратился, в голову пришло несколько причин. Интересно, какой из них отдать предпочтение. Француз угрюмо на нее поглядывал; когда он смеялся, вокруг его рта появлялись морщинки, сейчас они исчезли, лицо стало суровым. Колкие глаза буравили Френсис. Он положил локти на стол и каждое слово подчеркивал выразительным жестом.
— Дважды в течение семи месяцев приходилось доставать старую военную форму, значит, делу конец… Я подрядчик… пиши пропало. Дважды. Сентябрь 38-го, апрель 39-го. — Жена рядом с ним поспешно отвела в сторону глаза. Он гипнотизировал Френсис своим взглядом под нависшими бровями. Она не могла даже улыбнуться, выразить ему свое сочувствие. — Может, будет и третий раз. Слишком много. Третий раз — это уже чересчур.
Наступило молчание, а потом все разом заговорили.
— На одну жизнь и одной войны за глаза хватит, — молвила его жена, не поднимая глаз.
Вошла девушка в юбочке и кофточке с гитарой в руках. Разноголосый шум сменился молчанием. Даже иностранные посетители выразили вежливое любопытство. Девушка тряхнула гитарой, красные ленты упали ей на руки. Она улыбнулась парню за роялем.
— Аристид подобрал музыку на слова нашего Франсуа Вийона. Я спою две из его баллад.
Френсис оглядела молчаливые лица; о чем думают эти люди, может, о военной форме, которую предстоит в третий раз натянуть. То ли низкий задушевный голос певицы, то ли непритязательность музыки, то ли поэзия слов соответствующим образом настраивали мысли. Она почувствовала, как защемило сердце. Скупые мужские слезы засверкали в глазах людей, в душах заклокотала ярая ненависть к врагам, посягнувшим на их жизнь. Француз прав: третий раз — это уже чересчур. Таял, пронзительно затихал голос певицы.
Рука Ричарда легла ей на руку.
— Успокойся, — сказал он, — успокойся. — Голос был добрый и ласковый. Так встретил он этого человека или нет? Она не представляла, который шел час. А может, они провалились. Минутное замешательство охватило ее. Но Ричард казался спокойным. Его глаза говорили ей, что ничего не случилось, надо только приготовиться.
— К сожалению, нам пора уходить, — сказал он своим соседям. Послышались протестующие голоса.
— Значит, вы должны чаще сюда наведываться. К нашему столу, — сказал долговязый француз. — Выпьем за это.
Они подняли бокалы.
Подчиняясь безотчетному порыву, Френсис произнесла:
— Обращаюсь ко всем хорошим людям, которые живут и не мешают жить другим. Пусть погибнут их враги, сеющие ненависть и разрушение.
Она едва не разрыдалась. О дьявольщина!.. Выпили. Прощание завершилось. Ричард направился к выходу. За три минуты перед тем поднялся человек из Кафе де ля Пэ.